Menu
[menu_adv_rtb]
vitalyatattoo.ru — Студия художественной татуировки и пирсинга ArtinMotion Тату Татуировки надписи на руке на латыни для мужчин с переводом: Тату с надписями на латыни, более 160 фраз с переводом и фотографиями примеров

Татуировки надписи на руке на латыни для мужчин с переводом: Тату с надписями на латыни, более 160 фраз с переводом и фотографиями примеров

25.05.2023 alexxlab 0 Comments

Мнение | Запомни мои слова. Может быть.

Воскресное мнение|Запомни мои слова. Может быть.

Реклама

Продолжить чтение основного материала

Мнение

Мнение

Автор

Лесли Джеймисон

Кредит… Ален МакВини для The New York Times

МОЯ татуировка постоянно откладывалась из-за чужих свадеб: девичник в Вегасе, клятвы на вершине горы в Сионе, церемония в Вестчестере. Я не просто присутствовал на церемонии в Вестчестере, я обслуживал церемонию в Вестчестере. Я не мог представить, как благословляю перед 200 людьми, пока моя левая рука блестит под саранской пленкой. Я почувствовал легкую укол обиды. Моя жизнь казалась вечно зажатой в карманах времени, созданных между вехами других жизней.

Частично я делал татуировку, чтобы отметить разрыв с мужчиной, с которым четыре года строил, а затем разрушал жизнь. Я клеймил себя, чтобы отметить новую эру: мое тело больше не было переплетено с чьим-то еще. Он снова был мой один. Я переезжала в новый город и у меня должна была выйти новая книга, эпиграфом к которой будет татуировка: «Я человек: ничто человеческое мне не чуждо».

Цитата принадлежит Теренцию, римскому драматургу. В оригинале на латыни это звучит так: homo sum: humani nil a me Alienum puto. Когда я впервые столкнулся с ним, я почувствовал его силу, не поддающуюся рациональному объяснению. Я знал, что это то, что мне нужно было продолжать говорить.

Меня нанял художник, который работал в переоборудованной пожарной части. Его стены были увешаны гигантскими жуками в банках с формальдегидом, чучелами птиц и яркими картинами маслом, полными волшебников и драконов. — Ты точно ничего не хочешь нарисовать? — спросил он, указывая на свое искусство. Я изобразил дракона с мыслепузырем: «Ничто человеческое мне не чуждо…» Я сказал, что мне достаточно слов. Он писал их курсивом от локтя до запястья. «Я собираюсь сделать это, чтобы мы скучали по твоим венам», — сказал он. Я сказал, что это звучит здорово.

Было достаточно больно, чтобы я почувствовал, что что-то происходит. Было чувство, что я заслуживаю — что я заслужил это, причиняя боль. Это была старая логика, которую я давно не чувствовал: боль оправдывает право собственности. Меня это немного испугало. Это также взволновало меня. Я ушел с очень серьезными инструкциями по уходу и рукой, завернутой в пластиковую пленку, как бледная колбаса.

Продавщица в аптеке, где я купил средства для ухода за кожей «Очень серьезный уход», сразу же захотела узнать, что написано на татуировке. Когда я сказал ей, она долго смотрела на меня. «Я думаю, что в этом мире так много зла, — сказала она, — и так много добра».

Я понял, что теперь мое тело будет спрашивать каждого незнакомца: «Что ты думаешь о возможностях человеческого понимания?» В последующие месяцы я поймал себя на том, что объясняю татуировку целому ряду незнакомцев и знакомых. Я бы сказал, что это эмпатия и товарищество. Или, иначе, это отрицание моей пожизненной одержимости необычностью и исключительностью.

Мы часто думаем о татуировках как о декларации самости: это то, что я есть, люблю, верю. Но есть и другие вещи, которые мы могли бы начертить на себе: чего мы боимся, что ненавидим, кем надеемся стать, но пока не можем справиться.

«Я человек; ничто человеческое мне не чуждо» — моя татуировка не была правдой для меня, пока. Но это было то, что мне больше всего нужно было услышать, асимптота, горизонт.

В жаркий день в конце лета другой продавец аптеки с пытливым выражением лица потянулся к моей руке. Это был крупный мужчина, импозантный.

Когда я сказал ему, что означает татуировка, он покачал головой. «Есть люди, переживающие в этом мире действительно плохие вещи», — сказал он. — Ты это понимаешь?

Я пытался объяснить про аспирацию, асимптоту, попытку.

«Ты оставишь частичку себя каждому, кого представишь», — сказал он. «Ты устанешь, пытаясь выдать себя».

Я не знал, что на это сказать. Я чувствовал себя измотанным его . Я чувствовала, как мне нужна была от него и от всех реакция определенного рода: вдохновиться татуировкой и сказать мне об этом.

— Ты пытался мне что-то дать, — сказал он, указывая на мою руку. «Но я заблокировал его. Я заблокировал то, что ты мне давал».

Он прерывал тик-так моей праведности, говоря что-то о легком афоризме на моей руке: как ему это не далось легко и мне тоже не должно было достаться легко.

Он был не единственным, у кого были вопросы. Мой отец написал из Мемориала геноцида в Руанде: «Действительно ли я верил в то, что говорила моя татуировка, даже о виновниках геноцида?» А на первом свидании мужчина спросил меня, может ли вообще моя татуировка относиться ко злу? Мы больше никогда не выходили. Но были и другие даты, другие люди, желающие перевода, водившие пальцами по сценарию. Это стало неприятно напоминать философию как аксессуар, что-то, что соответствовало определенному интеллектуальному положению.

Перед этими мужчинами был момент с первоначальным мужчиной, от которого татуировка ознаменовала мое освобождение. Я столкнулась с ним обычным днем, примерно через неделю после того, как сделала татуировку, и за неделю до того, как уехала из города, который мы делили. Он был удивлен, увидев, что моя рука держит что-то, чего раньше не держала.

Я понял, насколько все теперь изменилось. Что-то может случиться с моим телом, и пройдут недели или месяцы, прежде чем он узнает об этом. Татуировка должна была олицетворять новую свободу, но в тот момент она ощущалась как кандалы. Это показало мне, как сильно мне все еще больно чувствовать новую дистанцию ​​между нами. Я чувствовал эту потерю близости, как рану на теле.

Это как беременность, говорили мне люди. Ваше тело — начало разговора. В конце концов, я начал проводить сравнение сам. Но правда заключалась в том, что она совсем не чувствовала себя беременной. Я был один; мое тело было моим собственным. Это было глубокое уединение, автономия с оттенком грусти. Это была противоположность беременности, остаток близости.

Я всегда настаивал на том, что сделал татуировку не для того, чтобы люди говорили со мной об этом. На самом деле, я сказал себе, что не хочу ничего меньшего. Но в какой-то момент мне пришлось признать желание контакта, которым я сначала не мог признаться: оно есть, а его нет.

Сценарий полон векторов, указывающих в противоположные стороны, заявление одновременно вдохновляющее и самобичевание, желание быть замеченным и желание остаться в покое; желание, чтобы моим телом восхищались, и желание, чтобы мое тело не нуждалось ни в чем, кроме самого себя, не нуждалось ни в чьем одобрении. Татуировка содержит в себе идею и ее опровержение, человека и его отсутствие, вотум доверия со стороны всего мира и — в той аптеке в центре города, в тот влажный летний день — что-то более похожее на противоположное.

Татуировка — Мы настолько сильны, насколько сильны наши шрамы

alex200390
Новый член