На латинском душа – ДУША – перевод на латинский язык, онлайн переводчик слова ДУША на латынь. Слово ДУША для тату на латыни с переводом

ДУША — с русского на латинский

translate.academic.ru

душа — Русский-Латинский Словарь — Glosbe

^ru Но в конкретных жизненных решениях оно заглушается новыми компромиссами со злом – поток грязи заливает чистоту, жажда которой всё же сохраняется и которая, несмотря ни на что, вновь и вновь появляется из самой глубины и остается в душе.

vatican.va^la In iis tamen, quae in vita cotidie eliguntur, novis usque cum malo implicationibus ipsa operitur – multae sordes puritatem tegunt, cuius tamen sitis manet atque nihilo secius semper denuo ex omni ignobilitate emergit et in anima inest.

^ru Открой книгу, и она откроет твою душу.

tatoeba^la Aperi librum et animam tuam aperiet.

^ru Однако, во всем этом многообразии значений, любовь между мужчиной и женщиной, – в которой неразрывным образом участвуют душа и тело, и человеку открывается обещание такого счастья, перед которым, кажется, невозможно устоять, возникает как образец истинной любви, по сравнению с которой, на первый взгляд, все остальные виды любви как бы бледнеют.

vatican.va^la Hac profecto in significationum multitudine tamen excellit amor inter virum ac mulierem, ubi corpus animaque inseparabiles concurrunt et ubi etiam promissio felicitatis hominibus recluditur quae recusari videtur non posse, perinde ac amoris per excellentiam imago perfecta, ad quam primo intuitu cetera universa amoris genera deflorescunt.

^ru Эта любовь предлагает людям не только материальную помощь, но также отдохновение и заботу о душе – зачастую гораздо более необходимую, чем материальная поддержка.

vatican.va^la Amor hic hominibus non solum materiale praebet adiumentum, sed etiam refectionem et curam animae, auxilium saepe magis necessarium quam fulcimen materiale.

^ru Том принял душ.

tatoeba^la Didymus in aquae deiectu lavatus est.

^ru Внести вклад в утверждение лучшего мира можно лишь творя добро – сейчас и лично, – вкладывая весь пыл души и не упуская ни одной возможности для этого, независимо от партийных стратегий и программ.

vatican.va^la Meliori mundo aliquid tribuitur tantummodo si facimus nos bonum nunc atque in prima persona, toto cum animi impetu et ubicumque possumus, rationibus propositisque factionum neglectis.

^ru Душа бессмертна.

tatoeba^la Animus immortalis est.

^ru «И вот […] [судья,] глядя на […] какого-нибудь царя или властителя, обнаруживает, что нет здорового места в той душе, что вся она иссечена бичом и покрыта рубцами от ложных клятв и несправедливых поступков, […] вся искривлена ложью и бахвальством, и нет в ней ничего прямого, потому что она никогда не знала истины.

vatican.va^la « Tunc ipse [iudex] ante se fortasse […] alicuius regis vel dominatoris habet animam et nihil in ea videt sani. Eam reperit percussam et cicatricum refertam, quae ex peieratione et iniustitia oriuntur […] atque omnia sunt detorta et mendaciis insolentiaque plena, et nihil est rectum, quandoquidem illa sine veritate adolevit.

^ru Две души, один дух.

tatoeba^la Animae duae, animus unus.

^ru Однако ни душа, ни тело не могут любить сами по себе: любит человек, личность, как цельное творение, состоящее из тела и души.

vatican.va^la 3] Verumtamen neque solus spiritus neque corpus solum amat: homo enim est, persona videlicet, quae uti creatura composita amat, ad quam pertinent corpus et anima.

^ru Душа бессмертна.

tatoeba^la Anima immortalis est.

^ru Он видит, что своеволие, роскошь, высокомерие и невоздержность в поступках наполнили душу беспорядком и безобразием, и, убедившись в этом, с позором отсылает ее прямо в темницу, где ее ожидают муки, которых она заслуживает. […]

vatican.va^la Atque ipse videt quemadmodum anima, propter arbitrium, vehementiam, elationem et in agendo impudentiam, immanitate infamiaque oneretur.

^ru И, наконец, присутствует такая мысль, что в этом состоянии возможны также очищения и исцеления, помогающие душе созреть для общения с Богом.

vatican.va^la Atque tandem non desunt qui opinentur hoc in statu purgationes et sanationes etiam dari, quae ad Deum communicandum animam paratam efficiunt.

^ru Человеческое существо развивается, когда растёт в духе, когда его душа познаёт саму себя и истины, посеянные в ней Богом, когда беседует с собой и со своим Творцом.

vatican.va^la Homo adulescit cum crescit in spiritu, cum eius anima se ipsa novit veritatesque quas Deus in germine in ea posuit, cum dialogum secum ipse et cum Creatore instituit.

^ru В тот час, вероятно, в Своей душе Ты вновь услышала слово ангела, которым он ответил на Твой страх в момент благовещения: «Не бойся, Мария!»

vatican.va^la Hora illa tuo in animo iterum angeli verbum procul dubio auscultasti, quo ipse annuntiationis momento metuenti tibi responderat: « Ne timeas, Maria!

^ru Magnificat – так сказать, портрет Её души – полностью соткан из нитей Священного Писания, из нитей, извлеченных из Слова Божия.

vatican.va^la Magnificat illud — ut ita dicamus, eius animae quasi effigies — Sacrae Scripturae filis plane contexitur, filis scilicet Verbi Dei.

^ru Душ сломан.

tatoeba^la Aquae deiectus fractus est.

^ru В результате внутренний мир опустошается, и человек перестаёт воспринимать онтологическую значимость своей души с её глубинами, которые святым удалось исследовать.

vatican.va^la Intima sic hominis pars exinanitur atque ontologicae animae humanae soliditatis conscientia, una cum altitudinibus, quas Sancti animadverterunt, gradatim amittitur.

^ru Эти раннеиудейские представления о промежуточном состоянии заключают в себе идею, что души не пребывают просто в какой-то временной обители, а уже подвергаются наказанию, как показывает притча о богатом кутиле, либо, напротив, уже наслаждаются временными формами блаженства.

vatican.va^la Haec mediae condicionis vetus-Iudaica opinio illud secum fert: non detinentur dumtaxat animae in quadam temporaria custodia, sed poenam iam luunt, sicut divitis epulonis parabola ostendit, aut contra temporariae cuiusdam beatitudinis formis iam fruuntur.

^ru Этот душ не работает.

tatoeba^la Hic aquae deiectus fractus est.

^ru «Magnificat anima mea Dominum», – говорит Она во время этого посещения – «Величит душа Моя Господа» — (Лк 1, 46), и выражает тем самым всю программу Своей жизни: не ставить саму себя в центр, но освободить пространство для Бога, Которого встречаем как в молитвах, так и в служении ближнему – только так мир становится добрым.

vatican.va^la « Magnificat anima mea Dominum » (Lc 1, 46) dicit huius visitationis tempore, iisque vocibus totae vitae suae propositum explicat: ne videlicet sese in medio collocet, sed Deo locum cedat quem in precatione convenit sicut etiam in proximi ministerio — tunc solummodo mundus bonus fit.

^ru Душа — вечна.

tatoeba^la Anima est eterna.

^ru Я приму душ.

tatoeba^la In aquae deiectu lavabor.

^ru Как дошло до того, что «спасение души» называют бегством от ответственности за всё и вследствие этого считают идеал христианства эгоистическим поиском спасения, отказом служить другим?

vatican.va^la Quomodo eo perventum est ut « salutem animae » interpretarentur tamquam fugam ab officiis pro universo corpore et ut proinde disciplinam christiani nominis haberent uti singularem quandam inquisitionem salutis quae aliorum declinarent adiutorium?

^ru Он мне по душе.

tatoeba^la Is mihi placet.

ru.glosbe.com

От души — с русского на латинский

translate.academic.ru

Душа — с латинского на русский

Я воздвиг памятник.

Éxegí monument(um) áere perénnius

Régalíque sitú pýramid(um) áltius,

Quód non ímber edáx, non Aquil(o) ímpotens

Póssit díruer(e) áut ínnumerábilis

Ánnorúm seriés ét fuga témporum.

Nón omnís moriár, múltaque párs mei

Vítabít Libitín(am): úsqu(e) ego póstera

Créscam láude recéns, dúm Capitólium

Scándet cúm tacitá vírgine póntifex.

Dícar, quá violéns óbstrepit Aufidus

Ét qua páuper aquáe Dáunus agréstium

Régnavít populór(um), éx humilí potens

Prínceps Aeoliúm cármen ad Ítalos

Déduxiísse modós. Súme supérbiam

Quáesitám meritis ét mihi Délphica

Láuro cínge voléns, Mélpomené, comam.

Воздвиг я памятник вечнее меди прочной

И зданий царственных превыше пирамид;

Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,

Ни ряд бесчисленных годов не истребит.

Нет, я не весь умру, и жизни лучшей долей

Избегну похорон, и славный мой венец

Все будет зеленеть, доколе в Капитолий

С безмолвной девою верховный входит жрец.

И скажут, что рождён, где Авфид говорливый

Стремительно бежит, где средь безводных стран

С престола Давн судил народ трудолюбивый,

Что из ничтожества был славой я избран,

За то, что первый я на голос Эолийский

Свел песнь Италии. О Мельпомена! свей

Заслуги гордой в честь сама венец дельфийский

И лавром увенчай руно моих кудрей.

(Перевод А. Фета)

Один из замечательнейших памфлетов [ — авт. ], когда-либо написанных. С незначительными изменениями мог бы появиться в 1853 году. Содержит доказательства английского предательства. В постскриптуме анонимный автор говорит: «Льщу себя надеждой, что этот маленький исторический очерк настолько любопытен и говорит о вещах доселе столь мало известных, что я с гордостью могу считать его ценным новогодним подарком для нынешнего поколения; и грядущие поколения в течение многих лет будут воспринимать его в качестве такового, перечитывая его в день Нового года и называя его своим предостережением. Мне не хуже других пристали слова: exegi monumentum».

Exegi monumentum.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит

— И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно,

И не оспоривай глупца.

В превосходном своем exegi monumentum разве не сказал он [ А. С. Пушкин ]: «я памятник себе воздвиг нерукотворный»! А чем же писал он стихи свои, как не рукою? Статуя ваятеля, картина живописца так же рукотворны, как и написанная песня поэта.

Итак, мой бывший начальник по министерству внутренних дел В. И. Даль приказал долго жить! Он оставил за собою след: «Толковый словарь» — и мог сказать: «Exegi monumentum».

Ты виделся с Огаревым! Вот год жизни за то, чтоб его увидеть на один час; его люблю ужасно; он и она — вот куда я перенес все святое, все теплое, все верования; ими я люблю людей, ими я люблю себя. Exegi monumentum! Этого ни само всемогущество бога не отнимет у меня, это моя слава, это моя рекомендация человечеству — ее любовь и его дружба.

Эпиграф из Горация — «exegi monumentum» — я памятник воздвиг — вполне мог бы стоять на разграфленном листе таблицы Менделеева — его периодической таблице элементов, ибо не в музейной тиши, а в руках сегодняшних исследователей — физиков и химиков, геологов и биологов — место периодической таблицы и периодического закона.

«Exegi monumentum…» Он [ Бетховен ] воздвиг себе памятник, который с полным правом можно считать единственным в своем роде. Ибо он имеет почти такое же значение для истории немецкой мысли, как и для истории музыки.

Exegi monumentum…

Камнем, сделалось горе мое,

Вопрошаю, торжественно-траурный:

Кто я есмь? я лишь памятник мраморный,

Где начертано имя твое.

translate.academic.ru

душа — с латинского на русский

translate.academic.ru

душа — с латинского на русский

Я воздвиг памятник.

Éxegí monument(um) áere perénnius

Régalíque sitú pýramid(um) áltius,

Quód non ímber edáx, non Aquil(o) ímpotens

Póssit díruer(e) áut ínnumerábilis

Ánnorúm seriés ét fuga témporum.

Nón omnís moriár, múltaque párs mei

Vítabít Libitín(am): úsqu(e) ego póstera

Créscam láude recéns, dúm Capitólium

Scándet cúm tacitá vírgine póntifex.

Dícar, quá violéns óbstrepit Aufidus

Ét qua páuper aquáe Dáunus agréstium

Régnavít populór(um), éx humilí potens

Prínceps Aeoliúm cármen ad Ítalos

Déduxiísse modós. Súme supérbiam

Quáesitám meritis ét mihi Délphica

Láuro cínge voléns, Mélpomené, comam.

Воздвиг я памятник вечнее меди прочной

И зданий царственных превыше пирамид;

Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,

Ни ряд бесчисленных годов не истребит.

Нет, я не весь умру, и жизни лучшей долей

Избегну похорон, и славный мой венец

Все будет зеленеть, доколе в Капитолий

С безмолвной девою верховный входит жрец.

И скажут, что рождён, где Авфид говорливый

Стремительно бежит, где средь безводных стран

С престола Давн судил народ трудолюбивый,

Что из ничтожества был славой я избран,

За то, что первый я на голос Эолийский

Свел песнь Италии. О Мельпомена! свей

Заслуги гордой в честь сама венец дельфийский

И лавром увенчай руно моих кудрей.

(Перевод А. Фета)

Один из замечательнейших памфлетов [ — авт. ], когда-либо написанных. С незначительными изменениями мог бы появиться в 1853 году. Содержит доказательства английского предательства. В постскриптуме анонимный автор говорит: «Льщу себя надеждой, что этот маленький исторический очерк настолько любопытен и говорит о вещах доселе столь мало известных, что я с гордостью могу считать его ценным новогодним подарком для нынешнего поколения; и грядущие поколения в течение многих лет будут воспринимать его в качестве такового, перечитывая его в день Нового года и называя его своим предостережением. Мне не хуже других пристали слова: exegi monumentum».

Exegi monumentum.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит

— И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно,

И не оспоривай глупца.

В превосходном своем exegi monumentum разве не сказал он [ А. С. Пушкин ]: «я памятник себе воздвиг нерукотворный»! А чем же писал он стихи свои, как не рукою? Статуя ваятеля, картина живописца так же рукотворны, как и написанная песня поэта.

Итак, мой бывший начальник по министерству внутренних дел В. И. Даль приказал долго жить! Он оставил за собою след: «Толковый словарь» — и мог сказать: «Exegi monumentum».

Ты виделся с Огаревым! Вот год жизни за то, чтоб его увидеть на один час; его люблю ужасно; он и она — вот куда я перенес все святое, все теплое, все верования; ими я люблю людей, ими я люблю себя. Exegi monumentum! Этого ни само всемогущество бога не отнимет у меня, это моя слава, это моя рекомендация человечеству — ее любовь и его дружба.

Эпиграф из Горация — «exegi monumentum» — я памятник воздвиг — вполне мог бы стоять на разграфленном листе таблицы Менделеева — его периодической таблице элементов, ибо не в музейной тиши, а в руках сегодняшних исследователей — физиков и химиков, геологов и биологов — место периодической таблицы и периодического закона.

«Exegi monumentum…» Он [ Бетховен ] воздвиг себе памятник, который с полным правом можно считать единственным в своем роде. Ибо он имеет почти такое же значение для истории немецкой мысли, как и для истории музыки.

Exegi monumentum…

Камнем, сделалось горе мое,

Вопрошаю, торжественно-траурный:

Кто я есмь? я лишь памятник мраморный,

Где начертано имя твое.

translate.academic.ru

душа — с латинского на русский

«Выскобленная доска»,

Если бы всякий стал вычеркивать у древних те места, которых он не понимает, — как скоро мы оказались бы перед tabula rasa.

Понятно, что все эти свойства рассуждений г. Михайловского остаются неизменными и тогда, когда он переходит к России. Он «приветствует от всей души» столь же странные россказни некоего г. Яковлева, что Россия — tabula rasa, что она может начать с начала, избегать ошибок других стран и т. д., и т. д.

В последнее время критики наши ввели похвальный обычай нападать на те произведения литературы, в которых изображаются так называемые «больные», то есть полоумные и юродивые. Действительно, ничего не может быть презреннее, нелепее «разочарованных». Это, по большей части, школьники, в юных летах вкусившие трубки, вина и женщин и воображающие, что вне этих трех капитальных фактов жизни человеческой, остальная вселенная есть не что иное, как tabula rasa.

Может быть, это утопия. Но допустим, что можно сделать из всего прошедшего tabula rasa: нет собственности, нет семьи.

Если вы присмотритесь к разным сторонам французской жизни, сосредоточенной в Париже, то вы, вероятно, придете к тому выводу, что идея анархии начала уже охватывать собою не один какой-нибудь общественный слой: она проникла всюду, и в литературе, и в искусстве, в романе и в драме, в лирической поэзии, в нравах и обычаях, во вкусах и привычках — во всем чувствуется стремление сделать tabula rasa из того, что до сих пор считалось правдой, добром, правосудием, справедливостью, заслугой, властью, обязательством, собственностью, добрым именем, культурными обычаями.

В те годы Стриндберг говорил исключительно языком молний, мир, окружавший его тогда, был как грозовая июльская туча, — tabula rasa, на которой молния его воли вычерчивала какие угодно зигзаги.

Положительными, жизненными и жизнеутверждающими силами в Шекспире были, с одной стороны, его язычески-чувственная настроенность, простая радость о теле и о цветущей земле, и о приволье живых просторов воплощения, — с другой, его здоровое и строго-нравственное чувство. Но свобода несла в себе адогматизм, не то, чтобы прямо неверие, а разрыв связи с прежнею верой и приглашение верить или не верить во что угодно. Другими словами: отмену всех прежних ответов на мировые вопросы, открытое поле для всяческого сомнения, tabulam rasam осмысливающего мир сознания, необходимость решить по-своему все загадки и противоречия бытия. И Шекспир изнемогает перед этою непосильною задачей, уклониться от которой не может гений.

Идя ближе и ближе к детству, мы находим почти tabula rasa, то есть белый лист, на котором жизнь напишет все содержание.

Ведь сами же вы, профаны, признаете, что душа ребенка не есть tabula rasa, что она представляет собою сложный продукт целого ряда разнообразных физических, нравственных и умственных влияний, преемственно передаваемых из поколения в поколение.

translate.academic.ru