Я русский воин – » — !» .

«Я – Русский Воин!»

Алексей ВОРОНИН

Посвящается всем коренным народам России:

бурятам, чувашам, марийцам, татарам, мордве,

чукчам и всем иным российским народам, их солдатам,
их героям, которые вместе с русскими строили 
Государство Российское и воевали против его врагов. 
Счастья вам, братья!

У Володи не было рации, не было никаких новых «прибамбасов» в виде сухого спирта, питьевых трубочек и прочего барахла. Не было даже разгрузки, бронежилет он не взял сам. У Володи был только старый дедовский охотничий карабин с трофейной немецкой оптикой, 30 патронов, фляга с водой и печенье в кармане ватника. Да была шапка-ушанка – облезлая. Сапоги, правда, были хорошие, он после прошлогоднего промысла купил их на ярмарке в Якутске, прямо на сплаве у Лены у каких-то заезжих торгашей.

Вот так он и воевал уже третий день. Промысловик-соболятник, 18-летний якут из дальнего оленьего стойбища. Надо было так случиться, что пришел в Якутск за солью и патронами, случайно увидел в столовой по телевизору груды трупов российских солдат на улицах Грозного, дымящиеся танки и услышал какие-то слова о «снайперах Дудаева». Врезалось Володе это в голову, да так сильно, что вернулся охотник на стойбище, забрал свои заработанные деньги, продал и намытое золотишко. Взял дедовскую винтовку и все патроны, засунул за пазуху иконку Николая-угодника и поехал воевать якут за Российское дело.

О том, как ехал, лучше не вспоминать – о том, как три раза сидел в КПЗ, как много раз отбирали винтовку. Но все-таки через месяц якут Володя прибыл в Грозный.

Наконец, якуту повезло, и он добрался до генеральского штаба.

Единственным документом, помимо паспорта, была у него рукописная справка военкома о том, что Владимир Колотов, охотник-промысловик по профессии, направляется на войну, с подписью военкома. Бумажка, которая поистрепалась в дороге, уже не раз спасала ему жизнь.

Генерал Рохлин, удивленный тем, что кто-то прибыл на войну по собственному желанию, велел пропустить якута к себе.

Володя, щурясь на мигающие от генератора тусклые лампочки, отчего его раскосые глаза еще больше расплылись, по-медвежьи, боком зашел в подвал старого здания, в котором разместился временно штаб генерала.

– Извините, пожалуйста, Вы и есть тот генерал Рохля? – уважительно спросил Володя.

– Да, я Рохлин, – ответил уставший генерал, пытливо всматривавшийся в человека маленького роста, одетого в протертый ватник, с рюкзаком и винтовкой за спиной.

– Чаю хотите, охотник?

– Благодарствуйте, товарищ генерал. Горячего уже три дня не пил. Не откажусь.

Володя достал из рюкзака свою железную кружку и протянул ее генералу. Рохлин налил ему чаю до краев.

– Мне сказали, что Вы прибыли на войну самостоятельно. С какой целью, Колотов?

– Видел я по телевизору, как чеченцы наших из снайперских валят. Не могу терпеть это, товарищ генерал. Стыдно, однако. Вот и приехал, чтобы их валить. Денег не надо, ничего не надо. Я, товарищ генерал Рохля, буду сам по ночам на охоту уходить. Пусть мне место покажут, куда патроны и еду будут класть, а остальное я сам делать буду. Устану – через недельку приду, отосплюсь в тепле денек и снова пойду. Рации и всего такого не надо… тяжело это.

Удивленный Рохлин закивал головой.

– Возьми, Володя, хоть новую СВДэшку. Дайте ему винтовку!

– Не надо, товарищ генерал, я со своей косой в поле выхожу. Только патронов дайте, у меня сейчас всего-то 30 осталось…

Так Володя начал свою войну, снайперскую.

Он отоспался сутки в штабных кунгах, несмотря на минные обстрелы и жуткую пальбу артиллерии. Взял патроны, еду, воду и ушел на первую охоту. В штабе о нем забыли. Только разведка каждые три дня исправно приносила патроны, еду и, главное, воду в условленное место. Каждый раз убеждалась, что посылка исчезла.

Первым о Володе вспомнил на заседании штаба радист-«перехватчик».

– Лев Яковлевич, у «чехов» паника в радиоэфире. Говорят, что у русских, то есть у нас, появился некий черный снайпер, который работает по ночам, смело ходит по их территории и валит безбожно их личный состав. Масхадов даже назначил 30 тысяч долларов за его голову. Почерк у него такой – бьет этот молодец чеченцев аккурат в глаз. Почему только в глаз – кто его знает…

И тут штабные вспомнили про якута Володю.

– Еду и патроны из тайника берет регулярно, – доложил начальник разведки.

– А так мы с ним ни словом не перекинулись, даже и не видели ни разу. Ну, как он от вас тогда ушел на ту сторону…

Так или иначе, в сводке отметили, что наши снайпера их снайперам тоже прикурить дают. Потому что Володина работа давала такие результаты – от 16 до 30 человек укладывал промысловик выстрелом в глаз.

Чеченцы раскусили, что появился на площади Минутка русский промысловик. А так как на этой площади и происходили все события тех страшных дней, то и изловить снайпера вышел целый отряд чеченских добровольцев.

Тогда, в феврале 95-го, на Минутке «федералы», благодаря хитрому замыслу Рохлина, уже перемололи почти на три четверти личного состава «абхазский» батальон Шамиля Басаева. Немалую роль сыграл здесь и карабин якута Володи. Басаев обещал золотую чеченскую звезду тому, кто принесет труп русского снайпера. Но ночи проходили в безуспешных поисках. Пятеро добровольцев ходили по передовой в поисках «лежанок» Володи, ставили растяжки везде, где он мог появиться в прямой видимости своих позиций. Однако это было такое время, когда группы и с одной и с другой стороны прорывали оборону противника и глубоко вклинивались в его территорию. Иногда так глубоко, что уже не оставалось никаких шансов вырваться к своим. Но Володя спал днем под крышами и в подвалах домов. Трупы чеченцев – ночную «работу» снайпера – хоронили на следующий день.

Тогда, устав терять еженощно по 20 человек, Басаев вызвал из резервов в горах мастера воего дела, учителя из лагеря по подготовке юных стрелков, снайпера-араба Абубакара. Володя и Абубакар не могли не встретиться в ночном бою, таковы уж законы снайперской войны.

И они встретились через две недели. Точнее, Абубакар зацепил Володю из буровской винтовки. Мощная пуля, убивавшая когда-то в Афганистане советских десантников навылет на расстоянии в полтора километра, прошила ватник и слегка зацепила руку, чуть пониже плеча. Володя, ощутив прилив горячей волны сочащейся крови, понял, что наконец-то началась охота и на него.

Здания на противоположной стороне площади, а, точнее, их развалины, сливались в Володиной оптике в единую линию. «Что же блескануло, оптика?», – думал охотник, а он знал случаи, когда соболь видел сверкнувший на солнце прицел и уходил восвояси. Место, которое он выбрал, располагалось под крышей пятиэтажного жилого дома. Снайперы всегда любят находиться наверху, чтобы все видеть. А лежал он под крышей – под листом старой жести не мочил мокрый снежный дождичек, который то шел, то переставал.

Абубакар выследил Володю лишь на пятую ночь – выследил по штанам. Дело в том, что у якута штаны были обычные, ватные. Это американский камуфляж, который носили чеченцы, пропитывался специальным составом, в нем форма была невидима в приборах ночного видения, а отечественная светилась ярким салатовым светом. Так Абубакар и «вычислил» якута в мощную ночную оптику своего «Бура», сделанного на заказ английскими оружейниками еще в 70-х.

Одной пули было достаточно, Володя выкатился из-под крыши и больно упал спиной на ступеньки лестницы. «Главное, винтовку не разбил», – подумал снайпер.

– Ну, значит, дуэль. Да, господин чеченский снайпер! – сказал себе мысленно без эмоций якут.

Володя специально прекратил кромсать «чеченские порядки». Аккуратный рядок 200-х с его снайперским «автографом» на глазу оборвался. «Пусть поверят, что я убит», – решил Володя.
Сам же только и делал, что высматривал, откуда же до него добрался вражеский снайпер.

Через двое суток, уже днем, он нашел «лежанку» Абубакара. Он так же лежал под крышей, под полусогнутым кровельным листом на другой стороне площади. Володя бы и не заметил его, если бы арабского снайпера не выдала дурная привычка, – он покуривал анашу. Раз в два часа Володя улавливал в оптику легкую синеватую дымку, поднимавшуюся над кровельным листом и сразу уносимую ветром.

«Вот я и нашел тебя, абрек! Без наркоты не можешь! Хорошо…», – думал с торжеством якутский охотник. Он не знал, что имеет дело с арабским снайпером, прошедшим и Абхазию, и Карабах. Но убивать его просто так, прострелив кровельный лист, Володя не хотел. У снайперов так не водилось, а у охотников на пушнину – и подавно.

– Ну ладно, куришь ты лежа, но в туалет придется тебе встать, – хладнокровно решил Володя и стал ждать.

Только через три дня он вычислил, что Абубакар выползает из-под листа в правую сторону, а не в левую, быстро делает дело и возвращается на «лежанку». Чтобы «достать» врага, Володе пришлось ночью поменять точку стрельбы. Он не мог ничего сделать заново, любой новый кровельный лист сразу же выдаст позицию снайпера. Но Володя нашел два поваленных бревна от стропил с куском жести чуть правее, метрах в 50-ти от своей точки. Место было прекрасное для стрельбы, но уж очень неудобное для «лежанки». Еще два дня Володя высматривал снайпера, но он не показывался. Володя уже решил, что противник ушел насовсем, когда на следующее утро вдруг увидел, что он «открылся». Три секунды на прицеливание с легким выдохом, и пуля пошла в цель. Абубакар был сражен наповал в правый глаз. Он почему-то, против удара пули, упал с крыши плашмя на улицу. Большое жирное пятно крови растекалось по грязи на площади дудаевского дворца.

«Ну вот, я тебя и достал», – подумал Володя без какой-либо восторженности или радости. Он понял, что должен продолжить свой бой, показав характерный почерк. Доказать тем самым, что жив, и что противник не убил его несколько дней назад.

Володя всматривался в оптику в неподвижное тело сраженного противника. Рядом он увидел и «Бур», который он так и не распознал, так как таких винтовок ранее не видел. Одним словом, охотник из глухой тайги!

И вот тут он удивился: чеченцы стали выползать на открытое место, чтобы забрать тело снайпера. Володя прицелился. Вышли трое, склонились над телом.

«Пусть поднимут и понесут, тогда и начну стрелять!» – торжествовал Володя.

Чеченцы действительно втроем подняли тело. Прозвучали три выстрела. Три тела упали на мертвого Абубакара.

Еще четыре чеченских добровольца выскочили из развалин и, отбросив тела товарищей, попытались вытащить снайпера. Со стороны заработал российский пулемет, но очереди ложились чуть выше, не причиняя вреда сгорбившимся чеченцам.

«Эх, пехота-мабута! Только патроны тратишь…», – подумал Володя.

Прозвучали еще четыре выстрела, почти слившись в один. Еще четыре трупа уже образовали кучку.

Володя убил в то утро 16 боевиков. Он не знал, что Басаев отдал приказ во что бы то ни стало достать тело араба до того, как начнет темнеть. Его нужно было отправить в горы, чтобы захоронить там до восхода солнца, как важного и почтенного моджахеда.

Через день Володя вернулся в штаб Рохлина. Генерал сразу принял его как дорогого гостя. Весть о дуэли двух снайперов уже облетела армию.

– Ну, как ты, Володя, устал? Домой хочешь?

Володя погрел руки у «буржуйки».

– Все, товарищ генерал, работу свою выполнил, домой пора. Начинается весенняя работа на стойбище. Военком отпустил меня только на два месяца. За меня работали все это время мои два младших брата. Пора и честь знать…

Рохлин понимающе закивал головой.

– Винтовку возьми хорошую, мой начштаба оформит документы…

– Зачем? У меня дедовская… – Володя любовно обнял старый карабин.

Генерал долго не решался задать вопрос. Но любопытство взяло верх.

– Сколько ты сразил врагов, считал ведь? Говорят, более сотни… чеченцы переговаривались.

Володя потупил глаза.

– 362 человека, товарищ генерал.

Рохлин молча похлопал якута по плечу.

– Поезжай домой, мы теперь сами справимся…

– Товарищ генерал, если что, вызывайте меня заново, я с работой разберусь и приеду во второй раз!

На лице Володи читалась откровенная забота о всей Российской Армии.

subscribe.ru

Я — русский воин

ЖИВАЯ ВОДА

После того как майора Антона Маньшина смело? взрывной волной с брони БМП, он вот уже почти три месяца валяется по госпиталям. Сначала ему вправляли выбитые позвонки на Кавказе, затем резали роговицу и прикрепляли сетчатку в Фёдоровской глазной клинике в Москве. Теперь он долечивает позвоночник в госпитале им. Вишневского, что в подмосковном Красногорске. Здесь я его и застал. Ожидал увидеть сломленного тяжёлым ранением и постоянной болью человека, однако…

Когда я вошёл в его палату, Антон дочитывал своё утреннее молитвенное правило. Он извинился, попросил пять минут подождать, пока окончит молитвы. Сначала он читал за живых.

– Спаси Господи, сохрани и помилуй всех православных воинов, проходящих службу в Чеченской Рес­публике в 207-й комендантской тактической группировке на заставах: Месхетинской, Аллеройской, Центоройской, Курчелойской, Автуринской, Бамутской, Введенской, Итумкалинской, и 42-й дивизии, дислоцирующейся в городе Ханкала…

Затем, в молитве за умерших, Антон прочитал длинный список воинов, на поле брани живот положивших, а потом помянул погибших во всех терактах последних лет, указав их место и календарные даты.
После операции Антон плохо видел и потому помянник держал у самых глаз. Когда он окончил молитвы, мы вышли в госпитальный коридор пообщаться. Глядя на своего собеседника, исхудавшего, с прищуренными красноватыми глазами, я позволил себе выразить сочувствие. А он в ответ вдруг задорно рассмеялся.

– Да всё со мной нормально! С Богом – прорвёмся! Хочешь, я прямо сейчас покажу, какую силу даёт крестное знамение? Вот, к примеру, ты сможешь отжаться от пола на трёх пальцах одной руки?
Несмотря на мои протесты, он широко перекрестился, прошептал молитву, принял горизонтальное положение тела и… отжался от пола на трёх пальцах одной руки. Три раза! Для меня сей факт был чем-то совершенно невероятным: с повреждённым позвоночником, после нескольких операций он должен был еле ноги волочить. Позже, придя домой, я попробовал повторить этот трюк. И хотя я человек неслабый и даже бывший спортсмен, но не то что отжаться – удержать своё тело на трёх пальцах одной руки не смог.

– Если бы не перекрестился – у меня бы ничего не получилось, – объяснил Антон.

– Ты что, левша? – поинтересовался я, так как отжимание он делал на левой руке.

– Нет, просто она у меня стала сильнее, чем правая: после ранения навылет рана загнила, руку собирались ампутировать, а я стал поливать её святой водой. Рана зажила, а рука – ты сам видел…

СОЛДАТ НА КРЕСТЕ

Был конец января 1995-го. Федеральные силы взяли Чеченский государственный университет, район Электрозавода, президентский дворец. Большая часть Грозного оказалась под контролем наших войск. Бои проходили уже на выходе из города. Только 15-й микрорайон оставался в руках чеченцев, да площадь Минутки удерживал Хаттаб.

Во все подразделения поступил приказ выделить подвижные мобильные средства для того, чтобы разгрести с площади железнодорожного вокзала подбитую технику: там в первые дни войны полегла 58-я майкопская бригада. Первым до вокзала добрался на своих БМП штурмовой взвод лейтенанта Маньшина. Вокзал находился в низине, и на подходе к нему перед нашими бойцами предстала жуткая картина боя: груда почерневшего и искорёженного металла – то, что раньше было боевой техникой. И даже толстый слой бинтов, которым солдаты заматывали свои лица, не спасал от запаха горелого мяса. Сквозь поднимающуюся к небу чёрную гарь увидели они возле железнодорожного полотна три деревянные опоры линий электропередач, на которых, как показалось издали, кто-то висел.

Когда подъехали поближе, всех объял ужас. Столбы ЛЭП стояли в виде крестов со сбитыми пробками и, действительно, на них с привязанными к перекладинам колючей проволокой руками висели солдаты. Неизвестно, сколько времени они там провисели, ведь майкопская бригада пала здесь почти месяц назад.
Осторожно снять тела не представлялось возможным, и лейтенант Маньшин дал приказ накренить столбы бортом подогнанного БМП. На первом и третьем «кресте» солдатики оказались мёртвыми. А вот когда накренили серединный столб и стали пытаться осторожно откусить штык-ножом колючую проволоку, въевшуюся в почерневшие руки, солдат вдруг очнулся. Бойцы заметили, что он жив. На порванном бушлате в районе печени виднелась застывшая кровь.

– Ребята, не надо, мне здесь так хорошо, – проговорил солдат, приподняв голову, и тут же испустил дух.

РАБ БОЖИЙ АНДРЕЙ

Чечня, март 1995-го. Разведгруппа старшего лейтенанта Маньшина действует в горах в районе Шали в поисках баз боевиков. Когда нашли одну из крупных баз, «чехов» ликвидировали. Оставили в живых двух пленных. Один из них – Иса Малиев – был помощником полевого командира. Другой – рядовой боец. Этого, последнего, пришлось вскоре тоже ликвидировать – при попытке к бегству. Ису Малиева таскали вместе с собой по горам. Чеченец был настроен весьма агрессивно. Он страшно таращил глаза, обещал, если останется жить, всем головы поотрезать. Бойцы интересно реагировали на его угрозы – смехом. Первые два дня Иса активно угрожал. А на третий день, когда появилась первая возможность привала, бойцы посадили его за костёр, накормили, поделившись последним, и принялись травить анекдоты. С этого момента Иса замолчал. Два дня молчал. На исходе четвёртых суток разведгруппа перешла горный хребет и вернулась на свою базу. При подходе к базе Антон отвёл в сторонку Ису и развязал ему руки.

– Иди, Иса, я тебя отпускаю. Только смотри, оружие в руки больше не бери. Если тебя в следующий раз поймаю – убью, прямо говорю!

– Я думал, ты меня в живых не оставишь, – чеченец был удивлён и даже обескуражен.

Он пошёл, но через несколько метров остановился, повернулся и спросил:

– Что вы за люди такие странные, русские?

– Мы просто христиане.

– Знаешь, если бы все русские были такими, как вы, я бы никогда против вас воевать не стал.

– Мы все такие. Просто ты не знаешь.

И он ушёл.

Проходит год. Антон поступал в Московский военный университет, что в Лефортово. Приехал домой после вступительного экзамена. И тут звонок в дверь. Открывает – на пороге стоит Иса собственной персоной – с авоськами, в которых – арбуз, дыни, виноград.

– Как ты меня нашёл?

– Земля слухами полнится, – улыбается.

Он зашёл. Бывшие противники обнялись, чаёк попили. Потом стали прощаться, а Иса и говорит:

– Слушай, Антон, ты и твои солдаты очень изменили сердце моё. Я понял, что вы, русские, необычные люди. И что если у России будут такие воины, то она непобедима. Скажи, где у вас можно покреститься?

– Да в любой церкви.

– А отдохнуть… в каком-нибудь монастыре?

Единственный монастырь, который знал Антон – Тихоно-Луховской, в Ивановской области, где подвизался постриженником один из его бойцов. Туда он Ису и направил. В шутку. Не поверил в намерения чеченца.
Иса уехал. А через два месяца прислал из Ивановской области письмо, в котором говорил, что покрестился с именем Андрей. А ещё через полгода в письме сообщил, что он уже послушник этого монастыря и готовится к принятию монашеского пострига.

Когда Антон заканчивал первый курс, он решил посетить Тихоно-Луховскую обитель, где и узнал от монахов, что послушник Андрей был убит в своей келье во время молитвы. Он стоял на коленях перед иконами, а в спине его торчал нож. Видимо, соплеменники отомстили…

СЕРЖАНТ НИКИФОРОВ

Когда началась «вторая Чечня», Антон встал перед выбором: либо доучиваться, либо бросать университет и идти воевать вместе со своим полком. Он выбрал второе…

Февраль 2000 года. Федеральные войска штурмуют Грозный. Чеченцы ожесточённо сопротивляются. 15-й мотострелковый полк, в составе которого – подразделение капитана Маньшина, в ночь с 21 на 22 февраля готовится к третьему штурму южного района Грозного – Черноречья. Два первых штурма были неудачными.

В два часа ночи, подготовив свою группу к бою, Антон вошёл в палатку, помолился возле икон (здесь была батальонная икона Божией Матери «Неупиваемая чаша» и икона Царственных мучеников, которая в Чечне замироточила). Потом он прилёг поспать и видит сон: стоит перед ним священник, который его крестил – отец Фёдор Соколов из Спасо-Преображенского храма, что-то говорит и благословляет крестом, а на фигуру батюшки сверху падает поток света. В этот момент Антона разбудил солдат: «Товарищ капитан, вставайте, пора…»

4 часа утра 22 февраля – начало штурма Черноречья. Бой длился до 16 ч. вечера и – на удивление – прошёл без единой потери. Черноречье было взято. И в этом бою произошло чудо, о котором Антон рассказывает с дрожью в голосе.

– Был у нас сержант Николай Никифоров, из Костромской области. Почти все мои бойцы, по моему настоянию, носили пояса с 90-м псалмом «Живый в помощи», а Николай повязывал его на лоб. Крестом прямо на середину лба…

В том бою Николай штурмовал пятиэтажку и был ведущий в боевой тройке. По всем правилам, бойцы боевой тройки должны следовать друг за другом неотрывно. Однако он увлёкся и, забежав на третий этаж, не заметил, как оторвался от группы. Оказавшись перед входной дверью, он вышиб её ногой, сделал прострел в коридор из автомата (у него закончились «эфки» – гранаты Ф-1) и распахнул дверь в комнату… И в этот момент «чех» от оконного проёма всадил ему в лицо автоматную очередь. Николай упал. Подбегают два солдата, подстреливают «чеха», подходят к Коле и принимаются его поднимать со словами: «Ты чего разлёгся? Вставай! Обалдел, что ли?!» А он лежит, держась руками за голову, и спрашивает: «Ребята, а что у меня с головой?» А голова – чистая. «Да ничего, просто крыша у тебя поехала!» – отвечают со смехом бойцы. Он встал. Штурм пятиэтажки продолжился…

Уже после боя, под вечер, сержант Никифоров подошёл к Антону: «Товарищ капитан, хотите верьте, хотите нет: пули попали в лоб и отрикошетили…».

– Не может быть!

На следующее утро, чтобы проверить правдивость рассказа сержанта, капитан Маньшин попросил его показать «место происшествия».

– Разыскали ту пятиэтажку, поднимаемся на третий этаж, – рассказывает Антон. – Коля указал, где был «чех» и где стоял он сам. А по закону баллистики и гид­родинамики пуля в соприкосновении с предметом под углом рикошетит в правую сторону. И, соответственно, в правой стене, на высоте его головы, должны остаться следы от пуль! Я ему об этом не сказал. Решил проверить, потому что не верил. И вот, поднимаю я голову вправо от его лба, перевожу взгляд к стене – прихожу в ужас! На уровне лба, действительно, три отметки от пуль, на расстоянии восьми сантиметров друг от друга!
Сержант Николай Никифоров закончил «свою войну» с орденом и уехал в родную деревню в Костромской области.

Андрей ПОЛЫНСКИЙ
Русский Дом, №5 , 2004 г. Печатается в сокращении.

hramvkostino.ru

Я — Русский Воин: История снаипера-промысловика Володи Колотова

Посвящается всем коренным народам России: бурятам, чувашам, марийцам, татарам, мордве, чукчам и всем иным российским народам, их солдатам, их героям, которые вместе с русскими строили Государство Российское и воевали против его врагов. Счастья вам, братья!

У Володи не было рации, не было никаких новых «прибамбасов» в виде сухого спирта, питьевых трубочек и прочего барахла. Не было даже разгрузки, бронежилет он не взял сам. У Володи был только старый дедовский охотничий карабин с трофейной немецкой оптикой, 30 патронов, фляга с водой и печенье в кармане ватника. Да была шапка-ушанка — облезлая. Сапоги, правда, были хорошие, он после прошлогоднего промысла купил их на ярмарке в Якутске, прямо на сплаве у Лены у каких-то заезжих торгашей.

Вот так он и воевал уже третий день. Промысловик-соболятник, 18-летний якут из дальнего оленьего стойбища. Надо было так случиться, что пришел в Якутск за солью и патронами, случайно увидел в столовой по телевизору груды трупов российских солдат на улицах Грозного, дымящиеся танки и услышал какие-то слова о «снайперах Дудаева».

Врезалось Володе это в голову, да так сильно, что вернулся охотник на стойбище, забрал свои заработанные деньги, продал и намытое золотишко. Взял дедовскую винтовку и все патроны, засунул за пазуху иконку Николая-угодника и поехал воевать якут за Российское дело.

О том, как ехал, лучше не вспоминать — о том, как три раза сидел в КПЗ, как много раз отбирали винтовку. Но все-таки через месяц якут Володя прибыл в Грозный.

Наконец, якуту повезло, и он добрался до генеральского штаба. Единственным документом, помимо паспорта, была у него рукописная справка военкома о том, что Владимир Колотов, охотник-промысловик по профессии, направляется на войну, с подписью военкома. Бумажка, которая поистрепалась в дороге, уже не раз спасала ему жизнь.

Генерал Рохлин, удивленный тем, что кто-то прибыл на войну по собственному желанию, велел пропустить якута к себе.
Володя, щурясь на мигающие от генератора тусклые лампочки, отчего его раскосые глаза еще больше расплылись, по-медвежьи, боком зашел в подвал старого здания, в котором разместился временно штаб генерала.

— Извините, пожалуйста, Вы и есть тот генерал Рохля? — уважительно спросил Володя.
— Да, я Рохлин, — ответил уставший генерал, пытливо всматривавшийся в человека маленького роста, одетого в протертый ватник, с рюкзаком и винтовкой за спиной.

— Чаю хотите, охотник?
— Благодарствуйте, товарищ генерал. Горячего уже три дня не пил. Не откажусь.

Володя достал из рюкзака свою железную кружку и протянул ее генералу. Рохлин налил ему чаю до краев.

— Мне сказали, что Вы прибыли на войну самостоятельно. С какой целью, Колотов?
— Видел я по телевизору, как чеченцы наших из снайперских валят. Не могу терпеть это, товарищ генерал. Стыдно, однако. Вот и приехал, чтобы их валить. Денег не надо, ничего не надо. Я, товарищ генерал Рохля, буду сам по ночам на охоту уходить. Пусть мне место покажут, куда патроны и еду будут класть, а остальное я сам делать буду. Устану — через недельку приду, отосплюсь в тепле денек и снова пойду. Рации и всего такого не надо… тяжело это.

Удивленный Рохлин закивал головой.

— Возьми, Володя, хоть новую СВДэшку. Дайте ему винтовку!
— Не надо, товарищ генерал, я со своей косой в поле выхожу. Только патронов дайте, у меня сейчас всего-то 30 осталось…

Так Володя начал свою войну, снайперскую.

Он отоспался сутки в штабных кунгах, несмотря на минные обстрелы и жуткую пальбу артиллерии. Взял патроны, еду, воду и ушел на первую охоту. В штабе о нем забыли. Только разведка каждые три дня исправно приносила патроны, еду и, главное, воду в условленное место. Каждый раз убеждалась, что посылка исчезла.

Первым о Володе вспомнил на заседании штаба радист-«перехватчик».

— Лев Яковлевич, у «чехов» паника в радиоэфире. Говорят, что у русских, то есть у нас, появился некий черный снайпер, который работает по ночам, смело ходит по их территории и валит безбожно их личный состав. Масхадов даже назначил 30 тысяч долларов за его голову. Почерк у него такой — бьет этот молодец чеченцев аккурат в глаз. Почему только в глаз — кто его знает…

И тут штабные вспомнили про якута Володю.

— Еду и патроны из тайника берет регулярно, — доложил начальник разведки.
— А так мы с ним ни словом не перекинулись, даже и не видели ни разу. Ну, как он от вас тогда ушел на ту сторону…

Так или иначе, в сводке отметили, что наши снайпера их снайперам тоже прикурить дают. Потому что Володина работа давала такие результаты — от 16 до 30 человек укладывал промысловик выстрелом в глаз.

Чеченцы раскусили, что появился на площади Минутка русский промысловик. А так как на этой площади и происходили все события тех страшных дней, то и изловить снайпера вышел целый отряд чеченских добровольцев.

Тогда, в феврале 95-го, на Минутке «федералы», благодаря хитрому замыслу Рохлина, уже перемололи почти на три четверти личного состава «абхазский» батальон Шамиля Басаева. Немалую роль сыграл здесь и карабин якута Володи.

Басаев обещал золотую чеченскую звезду тому, кто принесет труп русского снайпера. Но ночи проходили в безуспешных поисках. Пятеро добровольцев ходили по передовой в поисках «лежанок» Володи, ставили растяжки везде, где он мог появиться в прямой видимости своих позиций.

Однако это было такое время, когда группы и с одной и с другой стороны прорывали оборону противника и глубоко вклинивались в его территорию. Иногда так глубоко, что уже не оставалось никаких шансов вырваться к своим. Но Володя спал днем под крышами и в подвалах домов. Трупы чеченцев — ночную «работу» снайпера — хоронили на следующий день.

Тогда, устав терять еженощно по 20 человек, Басаев вызвал из резервов в горах мастера своего дела, учителя из лагеря по подготовке юных стрелков, снайпера-араба Абубакара. Володя и Абубакар не могли не встретиться в ночном бою, таковы уж законы снайперской войны.

И они встретились через две недели. Точнее, Абубакар зацепил Володю из буровской винтовки. Мощная пуля, убивавшая когда-то в Афганистане советских десантников навылет на расстоянии в полтора километра, прошила ватник и слегка зацепила руку, чуть пониже плеча. Володя, ощутив прилив горячей волны сочащейся крови, понял, что наконец-то началась охота и на него.

Здания на противоположной стороне площади, а, точнее, их развалины, сливались в Володиной оптике в единую линию. «Что же блескануло, оптика?», — думал охотник, а он знал случаи, когда соболь видел сверкнувший на солнце прицел и уходил восвояси.

Место, которое он выбрал, располагалось под крышей пятиэтажного жилого дома. Снайперы всегда любят находиться наверху, чтобы все видеть. А лежал он под крышей — под листом старой жести не мочил мокрый снежный дождичек, который то шел, то переставал.

Абубакар выследил Володю лишь на пятую ночь — выследил по штанам. Дело в том, что у якута штаны были обычные, ватные. Это американский камуфляж, который носили чеченцы, пропитывался специальным составом, в нем форма была невидима в приборах ночного видения, а отечественная светилась ярким салатовым светом. Так Абубакар и «вычислил» якута в мощную ночную оптику своего «Бура», сделанного на заказ английскими оружейниками еще в 70-х.

Одной пули было достаточно, Володя выкатился из-под крыши и больно упал спиной на ступеньки лестницы. «Главное, винтовку не разбил», — подумал снайпер.

— Ну, значит, дуэль. Да, господин чеченский снайпер! — сказал себе мысленно без эмоций якут.

Володя специально прекратил кромсать «чеченские порядки». Аккуратный рядок 200-х с его снайперским «автографом» на глазу оборвался. «Пусть поверят, что я убит», — решил Володя. Сам же только и делал, что высматривал, откуда же до него добрался вражеский снайпер.

Через двое суток, уже днем, он нашел «лежанку» Абубакара. Он так же лежал под крышей, под полусогнутым кровельным листом на другой стороне площади. Володя бы и не заметил его, если бы арабского снайпера не выдала дурная привычка, — он покуривал анашу. Раз в два часа Володя улавливал в оптику легкую синеватую дымку, поднимавшуюся над кровельным листом и сразу уносимую ветром.

«Вот я и нашел тебя, абрек! Без наркоты не можешь! Хорошо…», — думал с торжеством якутский охотник. Он не знал, что имеет дело с арабским снайпером, прошедшим и Абхазию, и Карабах. Но убивать его просто так, прострелив кровельный лист, Володя не хотел. У снайперов так не водилось, а у охотников на пушнину — и подавно.

— Ну ладно, куришь ты лежа, но в туалет придется тебе встать, — хладнокровно решил Володя и стал ждать.
Только через три дня он вычислил, что Абубакар выползает из-под листа в правую сторону, а не в левую, быстро делает дело и возвращается на «лежанку». Чтобы «достать» врага, Володе пришлось ночью поменять точку стрельбы.

Он не мог ничего сделать заново, любой новый кровельный лист сразу же выдаст позицию снайпера. Но Володя нашел два поваленных бревна от стропил с куском жести чуть правее, метрах в 50-ти от своей точки. Место было прекрасное для стрельбы, но уж очень неудобное для «лежанки».

Еще два дня Володя высматривал снайпера, но он не показывался. Володя уже решил, что противник ушел насовсем, когда на следующее утро вдруг увидел, что он «открылся». Три секунды на прицеливание с легким выдохом, и пуля пошла в цель. Абубакар был сражен наповал в правый глаз. Он почему-то, против удара пули, упал с крыши плашмя на улицу. Большое жирное пятно крови растекалось по грязи на площади дудаевского дворца.

«Ну вот, я тебя и достал», — подумал Володя без какой-либо восторженности или радости. Он понял, что должен продолжить свой бой, показав характерный почерк. Доказать тем самым, что жив, и что противник не убил его несколько дней назад.

Володя всматривался в оптику в неподвижное тело сраженного противника. Рядом он увидел и «Бур», который он так и не распознал, так как таких винтовок ранее не видел. Одним словом, охотник из глухой тайги!

И вот тут он удивился: чеченцы стали выползать на открытое место, чтобы забрать тело снайпера. Володя прицелился. Вышли трое, склонились над телом.

«Пусть поднимут и понесут, тогда и начну стрелять!» — торжествовал Володя.

Чеченцы действительно втроем подняли тело. Прозвучали три выстрела. Три тела упали на мертвого Абубакара.
Еще четыре чеченских добровольца выскочили из развалин и, отбросив тела товарищей, попытались вытащить снайпера. Со стороны заработал российский пулемет, но очереди ложились чуть выше, не причиняя вреда сгорбившимся чеченцам.

«Эх, пехота-мабута! Только патроны тратишь…», — подумал Володя.

Прозвучали еще четыре выстрела, почти слившись в один. Еще четыре трупа уже образовали кучку.
Володя убил в то утро 16 боевиков. Он не знал, что Басаев отдал приказ во что бы то ни стало достать тело араба до того, как начнет темнеть. Его нужно было отправить в горы, чтобы захоронить там до восхода солнца, как важного и почтенного моджахеда.

Через день Володя вернулся в штаб Рохлина. Генерал сразу принял его как дорогого гостя. Весть о дуэли двух снайперов уже облетела армию.

— Ну, как ты, Володя, устал? Домой хочешь?

Володя погрел руки у «буржуйки».

— Все, товарищ генерал, работу свою выполнил, домой пора. Начинается весенняя работа на стойбище. Военком отпустил меня только на два месяца. За меня работали все это время мои два младших брата. Пора и честь знать…

Рохлин понимающе закивал головой.

— Винтовку возьми хорошую, мой начштаба оформит документы…
— Зачем? У меня дедовская… — Володя любовно обнял старый карабин.

Генерал долго не решался задать вопрос. Но любопытство взяло верх.

— Сколько ты сразил врагов, считал ведь? Говорят, более сотни… чеченцы переговаривались.

Володя потупил глаза.

— 362 человека, товарищ генерал.

Рохлин молча похлопал якута по плечу.

— Поезжай домой, мы теперь сами справимся…

— Товарищ генерал, если что, вызывайте меня заново, я с работой разберусь и приеду во второй раз!

На лице Володи читалась откровенная забота о всей Российской Армии.

Автор: Алексей Воронин

Подписывайтесь на канал «Stockinfocus» в Яндекс.Дзен, чтобы первыми узнавать о главных новостях и важнейших событиях дня.

stockinfocus.ru

«Я — Русский Воин!» из Сборника

Володя-снайпер. Рассказ о якуте-промысловике, воевавшем в 1-ю Чеченскую

У Володи не было рации, не было никаких новых «прибамбасов» в виде сухого спирта, питьевых трубочек и прочего барахла. Не было даже разгрузки, бронежилет он не взял сам. У Володи был только старый дедовский охотничий карабин с трофейной немецкой оптикой, 30 патронов, фляга с водой и печенье в кармане ватника. Да была шапка-ушанка – облезлая. Сапоги, правда, были хорошие, он после прошлогоднего промысла купил их на ярмарке в Якутске, прямо на сплаве у Лены у каких-то заезжих торгашей.

Вот так он и воевал уже третий день. Промысловик-соболятник, 18-летний якут из дальнего оленьего стойбища. Надо было так случиться, что пришел в Якутск за солью и патронами, случайно увидел в столовой по телевизору груды трупов российских солдат на улицах Грозного, дымящиеся танки и услышал какие-то слова о «снайперах Дудаева». Врезалось Володе это в голову, да так сильно, что вернулся охотник на стойбище, забрал свои заработанные деньги, продал и намытое золотишко. Взял дедовскую винтовку и все патроны, засунул за пазуху иконку Николая-угодника и поехал воевать якут за Российское дело.
( Свернуть )

О том, как ехал, лучше не вспоминать – о том, как три раза сидел в КПЗ, как много раз отбирали винтовку. Но все-таки через месяц якут Володя прибыл в Грозный. Наконец, якуту повезло, и он добрался до генеральского штаба.

Единственным документом, помимо паспорта, была у него рукописная справка военкома о том, что Владимир Колотов, охотник-промысловик по профессии, направляется на войну, с подписью военкома. Бумажка, которая поистрепалась в дороге, уже не раз спасала ему жизнь. Генерал Рохлин, удивленный тем, что кто-то прибыл на войну по собственному желанию, велел пропустить якута к себе.

Володя, щурясь на мигающие от генератора тусклые лампочки, отчего его раскосые глаза еще больше расплылись, по-медвежьи, боком зашел в подвал старого здания, в котором разместился временно штаб генерала. – Извините, пожалуйста, Вы и есть тот генерал Рохля? – уважительно спросил Володя. – Да, я Рохлин, – ответил уставший генерал, пытливо всматривавшийся в человека маленького роста, одетого в протертый ватник, с рюкзаком и винтовкой за спиной. – Чаю хотите, охотник? – Благодарствуйте, товарищ генерал. Горячего уже три дня не пил. Не откажусь. Володя достал из рюкзака свою железную кружку и протянул ее генералу. Рохлин налил ему чаю до краев.

– Мне сказали, что Вы прибыли на войну самостоятельно. С какой целью, Колотов? – Видел я по телевизору, как чеченцы наших из снайперских валят. Не могу терпеть это, товарищ генерал. Стыдно, однако. Вот и приехал, чтобы их валить. Денег не надо, ничего не надо. Я, товарищ генерал Рохля, буду сам по ночам на охоту уходить. Пусть мне место покажут, куда патроны и еду будут класть, а остальное я сам делать буду. Устану – через недельку приду, отосплюсь в тепле денек и снова пойду. Рации и всего такого не надо… тяжело это. Удивленный Рохлин закивал головой.

– Возьми, Володя, хоть новую СВДэшку. Дайте ему винтовку! – Не надо, товарищ генерал, я со своей косой в поле выхожу. Только патронов дайте, у меня сейчас всего-то 30 осталось… Так Володя начал свою войну, снайперскую. Он отоспался сутки в штабных кунгах, несмотря на минные обстрелы и жуткую пальбу артиллерии. Взял патроны, еду, воду и ушел на первую охоту. В штабе о нем забыли. Только разведка каждые три дня исправно приносила патроны, еду и, главное, воду в условленное место. Каждый раз убеждалась, что посылка исчезла.

Первым о Володе вспомнил на заседании штаба радист-«перехватчик». – Лев Яковлевич, у «чехов» паника в радиоэфире. Говорят, что у русских, то есть у нас, появился некий черный снайпер, который работает по ночам, смело ходит по их территории и валит безбожно их личный состав. Масхадов даже назначил 30 тысяч долларов за его голову. Почерк у него такой – бьет этот молодец чеченцев аккурат в глаз. Почему только в глаз – кто его знает…

И тут штабные вспомнили про якута Володю. – Еду и патроны из тайника берет регулярно, – доложил начальник разведки. – А так мы с ним ни словом не перекинулись, даже и не видели ни разу. Ну, как он от вас тогда ушел на ту сторону…

Так или иначе, в сводке отметили, что наши снайпера их снайперам тоже прикурить дают. Потому что Володина работа давала такие результаты – от 16 до 30 человек укладывал промысловик выстрелом в глаз. Чеченцы раскусили, что появился на площади Минутка русский промысловик. А так как на этой площади и происходили все события тех страшных дней, то и изловить снайпера вышел целый отряд чеченских добровольцев.

Тогда, в феврале 95-го, на Минутке «федералы», благодаря хитрому замыслу Рохлина, уже перемололи почти на три четверти личного состава «абхазский» батальон Шамиля Басаева. Немалую роль сыграл здесь и карабин якута Володи. Басаев обещал золотую чеченскую звезду тому, кто принесет труп русского снайпера. Но ночи проходили в безуспешных поисках. Пятеро добровольцев ходили по передовой в поисках «лежанок» Володи, ставили растяжки везде, где он мог появиться в прямой видимости своих позиций. Однако это было такое время, когда группы и с одной и с другой стороны прорывали оборону противника и глубоко вклинивались в его территорию. Иногда так глубоко, что уже не оставалось никаких шансов вырваться к своим. Но Володя спал днем под крышами и в подвалах домов. Трупы чеченцев – ночную «работу» снайпера – хоронили на следующий день.

Тогда, устав терять еженощно по 20 человек, Басаев вызвал из резервов в горах мастера воего дела, учителя из лагеря по подготовке юных стрелков, снайпера-араба Абубакара. Володя и Абубакар не могли не встретиться в ночном бою, таковы уж законы снайперской войны. И они встретились через две недели. Точнее, Абубакар зацепил Володю из буровской винтовки. Мощная пуля, убивавшая когда-то в Афганистане советских десантников навылет на расстоянии в полтора километра, прошила ватник и слегка зацепила руку, чуть пониже плеча. Володя, ощутив прилив горячей волны сочащейся крови, понял, что наконец-то началась охота и на него.

Здания на противоположной стороне площади, а, точнее, их развалины, сливались в Володиной оптике в единую линию. «Что же блескануло, оптика?», – думал охотник, а он знал случаи, когда соболь видел сверкнувший на солнце прицел и уходил восвояси. Место, которое он выбрал, располагалось под крышей пятиэтажного жилого дома. Снайперы всегда любят находиться наверху, чтобы все видеть. А лежал он под крышей – под листом старой жести не мочил мокрый снежный дождичек, который то шел, то переставал.

Абубакар выследил Володю лишь на пятую ночь – выследил по штанам. Дело в том, что у якута штаны были обычные, ватные. Это американский камуфляж, который носили чеченцы, пропитывался специальным составом, в нем форма была невидима в приборах ночного видения, а отечественная светилась ярким салатовым светом. Так Абубакар и «вычислил» якута в мощную ночную оптику своего «Бура», сделанного на заказ английскими оружейниками еще в 70-х. Одной пули было достаточно, Володя выкатился из-под крыши и больно упал спиной на ступеньки лестницы. «Главное, винтовку не разбил», – подумал снайпер.

– Ну, значит, дуэль. Да, господин чеченский снайпер! – сказал себе мысленно без эмоций якут. Володя специально прекратил кромсать «чеченские порядки». Аккуратный рядок 200-х с его снайперским «автографом» на глазу оборвался. «Пусть поверят, что я убит», – решил Володя. Сам же только и делал, что высматривал, откуда же до него добрался вражеский снайпер. Через двое суток, уже днем, он нашел «лежанку» Абубакара. Он так же лежал под крышей, под полусогнутым кровельным листом на другой стороне площади. Володя бы и не заметил его, если бы арабского снайпера не выдала дурная привычка, – он покуривал анашу. Раз в два часа Володя улавливал в оптику легкую синеватую дымку, поднимавшуюся над кровельным листом и сразу уносимую ветром.

«Вот я и нашел тебя, абрек! Без наркоты не можешь! Хорошо…», – думал с торжеством якутский охотник. Он не знал, что имеет дело с арабским снайпером, прошедшим и Абхазию, и Карабах. Но убивать его просто так, прострелив кровельный лист, Володя не хотел. У снайперов так не водилось, а у охотников на пушнину – и подавно. – Ну ладно, куришь ты лежа, но в туалет придется тебе встать, – хладнокровно решил Володя и стал ждать.

Только через три дня он вычислил, что Абубакар выползает из-под листа в правую сторону, а не в левую, быстро делает дело и возвращается на «лежанку». Чтобы «достать» врага, Володе пришлось ночью поменять точку стрельбы. Он не мог ничего сделать заново, любой новый кровельный лист сразу же выдаст позицию снайпера. Но Володя нашел два поваленных бревна от стропил с куском жести чуть правее, метрах в 50-ти от своей точки. Место было прекрасное для стрельбы, но уж очень неудобное для «лежанки». Еще два дня Володя высматривал снайпера, но он не показывался. Володя уже решил, что противник ушел насовсем, когда на следующее утро вдруг увидел, что он «открылся». Три секунды на прицеливание с легким выдохом, и пуля пошла в цель. Абубакар был сражен наповал в правый глаз. Он почему-то, против удара пули, упал с крыши плашмя на улицу. Большое жирное пятно крови растекалось по грязи на площади дудаевского дворца.

«Ну вот, я тебя и достал», – подумал Володя без какой-либо восторженности или радости. Он понял, что должен продолжить свой бой, показав характерный почерк. Доказать тем самым, что жив, и что противник не убил его несколько дней назад. Володя всматривался в оптику в неподвижное тело сраженного противника. Рядом он увидел и «Бур», который он так и не распознал, так как таких винтовок ранее не видел. Одним словом, охотник из глухой тайги!

И вот тут он удивился: чеченцы стали выползать на открытое место, чтобы забрать тело снайпера. Володя прицелился. Вышли трое, склонились над телом. «Пусть поднимут и понесут, тогда и начну стрелять!» – торжествовал Володя. Чеченцы действительно втроем подняли тело. Прозвучали три выстрела. Три тела упали на мертвого Абубакара.

Еще четыре чеченских добровольца выскочили из развалин и, отбросив тела товарищей, попытались вытащить снайпера. Со стороны заработал российский пулемет, но очереди ложились чуть выше, не причиняя вреда сгорбившимся чеченцам. «Эх, пехота-мабута! Только патроны тратишь…», – подумал Володя. Прозвучали еще четыре выстрела, почти слившись в один. Еще четыре трупа уже образовали кучку.

Володя убил в то утро 16 боевиков. Он не знал, что Басаев отдал приказ во что бы то ни стало достать тело араба до того, как начнет темнеть. Его нужно было отправить в горы, чтобы захоронить там до восхода солнца, как важного и почтенного моджахеда. Через день Володя вернулся в штаб Рохлина. Генерал сразу принял его как дорогого гостя. Весть о дуэли двух снайперов уже облетела армию.

– Ну, как ты, Володя, устал? Домой хочешь? Володя погрел руки у «буржуйки». – Все, товарищ генерал, работу свою выполнил, домой пора. Начинается весенняя работа на стойбище. Военком отпустил меня только на два месяца. За меня работали все это время мои два младших брата. Пора и честь знать… Рохлин понимающе закивал головой.

– Винтовку возьми хорошую, мой начштаба оформит документы… – Зачем? У меня дедовская… – Володя любовно обнял старый карабин. Генерал долго не решался задать вопрос. Но любопытство взяло верх. – Сколько ты сразил врагов, считал ведь? Говорят, более сотни… чеченцы переговаривались. Володя потупил глаза. – 362 человека, товарищ генерал. Рохлин молча похлопал якута по плечу. – Поезжай домой, мы теперь сами справимся… – Товарищ генерал, если что, вызывайте меня заново, я с работой разберусь и приеду во второй раз!

На лице Володи читалась откровенная забота о всей Российской Армии.

p.s. Опубликован: Март 1995 года; Сборник «Я — Русский Воин!»

maxpark.com

Институт Инновационного Проектирования | «Я

Посвящается всем коренным народам России:

бурятам, чувашам, марийцам, татарам, мордве, 

чукчам и всем иным российским народам, их солдатам,

их героям, которые вместе с русскими строили

Государство Российское и воевали против его врагов.

Счастья вам, братья!

У Володи не было рации, не было никаких новых «прибамбасов» в виде сухого спирта, питьевых трубочек и прочего барахла. Не было даже разгрузки, бронежилет он не взял сам. У Володи был только старый дедовский охотничий карабин с трофейной немецкой оптикой, 30 патронов, фляга с водой и печенье в кармане ватника. Да была шапка-ушанка – облезлая. Сапоги, правда, были хорошие, он после прошлогоднего промысла купил их на ярмарке в Якутске, прямо на сплаве у Лены у каких-то заезжих торгашей.

Вот так он и воевал уже третий день. Промысловик-соболятник, 18-летний якут из дальнего оленьего стойбища. Надо было так случиться, что пришел в Якутск за солью и патронами, случайно увидел в столовой по телевизору груды трупов российских солдат на улицах Грозного, дымящиеся танки и услышал какие-то слова о «снайперах Дудаева». Врезалось Володе это в голову, да так сильно, что вернулся охотник на стойбище, забрал свои заработанные деньги, продал и намытое золотишко. Взял дедовскую винтовку и все патроны, засунул за пазуху иконку Николая-угодника и поехал воевать якут за Российское дело.

О том, как ехал, лучше не вспоминать – о том, как три раза сидел в КПЗ, как много раз отбирали винтовку. Но все-таки через месяц якут Володя прибыл в Грозный.

Наконец, якуту повезло, и он добрался до генеральского штаба.

Единственным документом, помимо паспорта, была у него рукописная справка военкома о том, что Владимир Колотов, охотник-промысловик по профессии, направляется на войну, с подписью военкома. Бумажка, которая поистрепалась в дороге, уже не раз спасала ему жизнь.

Генерал Рохлин, удивленный тем, что кто-то прибыл на войну по собственному желанию, велел пропустить якута к себе.

Володя, щурясь на мигающие от генератора тусклые лампочки, отчего его раскосые глаза еще больше расплылись, по-медвежьи, боком зашел в подвал старого здания, в котором разместился временно штаб генерала.

– Извините, пожалуйста, Вы и есть тот генерал Рохля? – уважительно спросил Володя.

– Да, я Рохлин, – ответил уставший генерал, пытливо всматривавшийся в человека маленького роста, одетого в протертый ватник, с рюкзаком и винтовкой за спиной.

– Чаю хотите, охотник?

– Благодарствуйте, товарищ генерал. Горячего уже три дня не пил. Не откажусь.

Володя достал из рюкзака свою железную кружку и протянул ее генералу. Рохлин налил ему чаю до краев.

– Мне сказали, что Вы прибыли на войну самостоятельно. С какой целью, Колотов?

– Видел я по телевизору, как чеченцы наших из снайперских валят. Не могу терпеть это, товарищ генерал. Стыдно, однако. Вот и приехал, чтобы их валить. Денег не надо, ничего не надо. Я, товарищ генерал Рохля, буду сам по ночам на охоту уходить. Пусть мне место покажут, куда патроны и еду будут класть, а остальное я сам делать буду. Устану – через недельку приду, отосплюсь в тепле денек и снова пойду. Рации и всего такого не надо… тяжело это.

Удивленный Рохлин закивал головой.

– Возьми, Володя, хоть новую СВДэшку. Дайте ему винтовку!

– Не надо, товарищ генерал, я со своей косой в поле выхожу. Только патронов дайте, у меня сейчас всего-то 30 осталось…

Так Володя начал свою войну, снайперскую.

Он отоспался сутки в штабных кунгах, несмотря на минные обстрелы и жуткую пальбу артиллерии. Взял патроны, еду, воду и ушел на первую охоту. В штабе о нем забыли. Только разведка каждые три дня исправно приносила патроны, еду и, главное, воду в условленное место. Каждый раз убеждалась, что посылка исчезла.

Первым о Володе вспомнил на заседании штаба радист-«перехватчик».

– Лев Яковлевич, у «чехов» паника в радиоэфире. Говорят, что у русских, то есть у нас, появился некий черный снайпер, который работает по ночам, смело ходит по их территории и валит безбожно их личный состав. Масхадов даже назначил 30 тысяч долларов за его голову. Почерк у него такой – бьет этот молодец чеченцев аккурат в глаз. Почему только в глаз – кто его знает…

И тут штабные вспомнили про якута Володю.

– Еду и патроны из тайника берет регулярно, – доложил начальник разведки.

– А так мы с ним ни словом не перекинулись, даже и не видели ни разу. Ну, как он от вас тогда ушел на ту сторону…

Так или иначе, в сводке отметили, что наши снайпера их снайперам тоже прикурить дают. Потому что Володина работа давала такие результаты – от 16 до 30 человек укладывал промысловик выстрелом в глаз.

Чеченцы раскусили, что появился на площади Минутка русский промысловик. А так как на этой площади и происходили все события тех страшных дней, то и изловить снайпера вышел целый отряд чеченских добровольцев.

Тогда, в феврале 95-го, на Минутке «федералы», благодаря хитрому замыслу Рохлина, уже перемололи почти на три четверти личного состава «абхазский» батальон Шамиля Басаева. Немалую роль сыграл здесь и карабин якута Володи. Басаев обещал золотую чеченскую звезду тому, кто принесет труп русского снайпера. Но ночи проходили в безуспешных поисках. Пятеро добровольцев ходили по передовой в поисках «лежанок» Володи, ставили растяжки везде, где он мог появиться в прямой видимости своих позиций. Однако это было такое время, когда группы и с одной и с другой стороны прорывали оборону противника и глубоко вклинивались в его территорию. Иногда так глубоко, что уже не оставалось никаких шансов вырваться к своим. Но Володя спал днем под крышами и в подвалах домов. Трупы чеченцев – ночную «работу» снайпера – хоронили на следующий день.

Тогда, устав терять еженощно по 20 человек, Басаев вызвал из резервов в горах мастера военного дела, учителя из лагеря по подготовке юных стрелков, снайпера-араба Абубакара. Володя и Абубакар не могли не встретиться в ночном бою, таковы уж законы снайперской войны.

И они встретились через две недели. Точнее, Абубакар зацепил Володю из буровской винтовки. Мощная пуля, убивавшая когда-то в Афганистане советских десантников навылет на расстоянии в полтора километра, прошила ватник и слегка зацепила руку, чуть пониже плеча. Володя, ощутив прилив горячей волны сочащейся крови, понял, что наконец-то началась охота и на него.

Здания на противоположной стороне площади, а, точнее, их развалины, сливались в Володиной оптике в единую линию. «Что же блескануло, оптика?», – думал охотник, а он знал случаи, когда соболь видел сверкнувший на солнце прицел и уходил восвояси. Место, которое он выбрал, располагалось под крышей пятиэтажного жилого дома. Снайперы всегда любят находиться наверху, чтобы все видеть. А лежал он под крышей – под листом старой жести не мочил мокрый снежный дождичек, который то шел, то переставал.

Абубакар выследил Володю лишь на пятую ночь – выследил по штанам. Дело в том, что у якута штаны были обычные, ватные. Это американский камуфляж, который носили чеченцы, пропитывался специальным составом, в нем форма была невидима в приборах ночного видения, а отечественная светилась ярким салатовым светом. Так Абубакар и «вычислил» якута в мощную ночную оптику своего «Бура», сделанного на заказ английскими оружейниками еще в 70-х.

Одной пули было достаточно, Володя выкатился из-под крыши и больно упал спиной на ступеньки лестницы. «Главное, винтовку не разбил», – подумал снайпер.

– Ну, значит, дуэль. Да, господин чеченский снайпер! – сказал себе мысленно без эмоций якут.

Володя специально прекратил кромсать «чеченские порядки». Аккуратный рядок 200-х с его снайперским «автографом» на глазу оборвался. «Пусть поверят, что я убит», – решил Володя.

Сам же только и делал, что высматривал, откуда же до него добрался вражеский снайпер.

Через двое суток, уже днем, он нашел «лежанку» Абубакара. Он так же лежал под крышей, под полусогнутым кровельным листом на другой стороне площади. Володя бы и не заметил его, если бы арабского снайпера не выдала дурная привычка, – он покуривал анашу. Раз в два часа Володя улавливал в оптику легкую синеватую дымку, поднимавшуюся над кровельным листом и сразу уносимую ветром.

«Вот я и нашел тебя, абрек! Без наркоты не можешь! Хорошо…», – думал с торжеством якутский охотник. Он не знал, что имеет дело с арабским снайпером, прошедшим и Абхазию, и Карабах. Но убивать его просто так, прострелив кровельный лист, Володя не хотел. У снайперов так не водилось, а у охотников на пушнину – и подавно.

– Ну ладно, куришь ты лежа, но в туалет придется тебе встать, – хладнокровно решил Володя и стал ждать.

Только через три дня он вычислил, что Абубакар выползает из-под листа в правую сторону, а не в левую, быстро делает дело и возвращается на «лежанку». Чтобы «достать» врага, Володе пришлось ночью поменять точку стрельбы. Он не мог ничего сделать заново, любой новый кровельный лист сразу же выдаст позицию снайпера. Но Володя нашел два поваленных бревна от стропил с куском жести чуть правее, метрах в 50-ти от своей точки. Место было прекрасное для стрельбы, но уж очень неудобное для «лежанки». Еще два дня Володя высматривал снайпера, но он не показывался. Володя уже решил, что противник ушел насовсем, когда на следующее утро вдруг увидел, что он «открылся». Три секунды на прицеливание с легким выдохом, и пуля пошла в цель. Абубакар был сражен наповал в правый глаз. Он почему-то, против удара пули, упал с крыши плашмя на улицу. Большое жирное пятно крови растекалось по грязи на площади дудаевского дворца.

«Ну вот, я тебя и достал», – подумал Володя без какой-либо восторженности или радости. Он понял, что должен продолжить свой бой, показав характерный почерк. Доказать тем самым, что жив, и что противник не убил его несколько дней назад.

Володя всматривался в оптику в неподвижное тело сраженного противника. Рядом он увидел и «Бур», который он так и не распознал, так как таких винтовок ранее не видел. Одним словом, охотник из глухой тайги!

И вот тут он удивился: чеченцы стали выползать на открытое место, чтобы забрать тело снайпера. Володя прицелился. Вышли трое, склонились над телом.

«Пусть поднимут и понесут, тогда и начну стрелять!» – торжествовал Володя.

Чеченцы действительно втроем подняли тело. Прозвучали три выстрела. Три тела упали на мертвого Абубакара.

Еще четыре чеченских добровольца выскочили из развалин и, отбросив тела товарищей, попытались вытащить снайпера. Со стороны заработал российский пулемет, но очереди ложились чуть выше, не причиняя вреда сгорбившимся чеченцам.

«Эх, пехота-мабута! Только патроны тратишь…», – подумал Володя.

Прозвучали еще четыре выстрела, почти слившись в один. Еще четыре трупа уже образовали кучку.

Володя убил в то утро 16 боевиков. Он не знал, что Басаев отдал приказ во что бы то ни стало достать тело араба до того, как начнет темнеть. Его нужно было отправить в горы, чтобы захоронить там до восхода солнца, как важного и почтенного моджахеда.

Через день Володя вернулся в штаб Рохлина. Генерал сразу принял его как дорогого гостя. Весть о дуэли двух снайперов уже облетела армию.

– Ну, как ты, Володя, устал? Домой хочешь?

Володя погрел руки у «буржуйки».

– Все, товарищ генерал, работу свою выполнил, домой пора. Начинается весенняя работа на стойбище. Военком отпустил меня только на два месяца. За меня работали все это время мои два младших брата. Пора и честь знать…

Рохлин понимающе закивал головой.

– Винтовку возьми хорошую, мой начштаба оформит документы…

– Зачем? У меня дедовская… – Володя любовно обнял старый карабин.

Генерал долго не решался задать вопрос. Но любопытство взяло верх.

– Сколько ты сразил врагов, считал ведь? Говорят, более сотни… чеченцы переговаривались.

Володя потупил глаза.

– 362 человека, товарищ генерал.

Рохлин молча похлопал якута по плечу.

– Поезжай домой, мы теперь сами справимся…

– Товарищ генерал, если что, вызывайте меня заново, я с работой разберусь и приеду во второй раз!

На лице Володи читалась откровенная забота о всей Российской Армии.

Алексей ВОРОНИН

Март 1995 года

Сборник «Я — Русский Воин!»

Записаться на тренинг ТРИЗ по развитию творческого, сильного мышления от Мастера ТРИЗ Ю.Саламатова >>>

Главная » Это интересно » Политика » «Я — Русский Воин!» Снайпер.

rus.triz-guide.com

Я — Русский воин

Если у России будут такие воины, то она непобедима …

ЖИВАЯ ВОДА

После того как майора Антона Маньшина смело взрывной волной с брони БМП, он вот уже почти три месяца валяется по госпиталям. Сначала ему вправляли выбитые позвонки на Кавказе, затем резали роговицу и прикрепляли сетчатку в ФЈдоровской глазной клинике в Москве, теперь он долечивает позвоночник в госпитале им. Вишневского, что в подмосковном Красногорске. Здесь я его и застал. Ожидал увидеть сломленного тяжЈлым ранением и постоянной болью человека, однако…

Когда я вошЈл в его палату, Антон дочитывал своЈ утреннее молитвенное правило. Он извинился, попросил пять минут подождать, пока окончит молитвы. Сначала он читал за живых.

— Спаси Господи, сохрани и помилуй всех православных воинов, проходящих службу в Чеченской республике в 207-й комендантской тактической группировке на заставах: Месхетинской, Аллеройской, Центоройской, Курчелойской, Автуринской, Бамутской, Введенской, Итумкалинской и 42-й дивизии, дислоцирующейся в городе Ханкала…

Затем, в молитве за умерших, Антон прочитал длинный список воинов, на поле брани живот положивших, а потом помянул погибших во всех терактах последних лет, указав их место и календарные даты.

После операции Антон плохо видел и потому помянник держал прямо у самых глаз. Когда он окончил молитвы, мы вышли в госпитальный коридор пообщаться. Глядя на своего собеседника, исхудавшего, с прищуренными красноватыми глазами, я позволил себе выразить сочувствие. А он в ответ вдруг задорно рассмеялся.

— Да всЈ со мной нормально! С Богом — прорвЈмся! Хочешь, я прямо сейчас покажу, какую силу даЈт крестное знамение? Вот, к примеру, ты сможешь отжаться от пола на трЈх пальцах одной руки?
Майор Маньшин со своей невестой Галиной

Несмотря на мои протесты, он широко перекрестился, прошептал молитву, принял горизонтальное положение тела и… отжался от пола на трЈх пальцах одной руки. Три раза! Для меня сей факт был чем-то совершенно невероятным: с повреждЈнным позвоночником, после нескольких операций он должен был еле ноги волочить. Позже, придя домой, я попробовал повторить этот трюк. И хотя я человек неслабый и даже бывший спортсмен, но не то что отжаться — удержать своЈ тело на трЈх пальцах одной руки не смог.

— Если бы не перекрестился — у меня бы ничего не получилось, — объяснил Антон.

— Ты что, левша? — поинтересовался я, так как отжимание он делал на левой руке.

— Нет, просто она у меня стала сильнее, чем правая: после ранения навылет рана загнила, руку собирались ампутировать, а я стал поливать еЈ святой водой. Рана зажила, а рука — ты сам видел…

СОЛДАТ НА КРЕСТЕ

Был конец января 1995-го. Федеральные силы взяли Чеченский государственный университет, район Электрозавода, президентский дворец. Большая часть Грозного оказалась под контролем наших войск. Бои проходили уже на выходе из города. Только 15-й микрорайон оставался в руках чеченцев, да площадь Минутки удерживал Хаттаб.

Во все подразделения поступил приказ выделить подвижные мобильные средства для того, чтобы разгрести с площади железнодорожного вокзала подбитую технику: там в первые дни войны полегла 58-я майкопская бригада. Первым до вокзала добрался на своих БМП штурмовой взвод лейтенанта Маньшина. Вокзал находился в низине, и на подходе к нему перед нашими бойцами предстала жуткая картина боя: груда почерневшего и искорЈженного металла — то, что раньше было боевой техникой. И даже толстый слой бинтов, которым солдаты заматывали свои лица, не спасал от запаха горелого мяса. Сквозь поднимающуюся к небу чЈрную гарь увидели они возле железнодорожного полотна три деревянные опоры линий электропередач, на которых, как показалось издали, кто-то висел.

Когда подъехали поближе, то всех объял ужас. Столбы ЛЭП стояли в виде крестов со сбитыми пробками и, действительно, на них, с привязанными к перекладинам колючей проволокой руками, висели солдаты. Неизвестно, сколько времени они там провисели, ведь майкопская бригада пала здесь почти месяц назад.

Осторожно снять тела не представлялось возможным, и лейтенант Маньшин дал приказ накренить столбы бортом подогнанного БМП. На первом и третьем «кресте» солдатики оказались мЈртвыми. А вот когда накренили серединный столб и стали пытаться осторожно откусить штык-ножом колючую проволоку, въевшуюся в почерневшие его руки, солдат вдруг очнулся. Бойцы заметили, что он жив: на порванном бушлате в районе печени виднелась застывшая кровь.

— Ребята, не надо, мне здесь так хорошо, — проговорил солдат, приподняв голову, и тут же испустил дух.

САША «СОЛНЫШКО»

— В феврале 95-го, когда мы вышли из Грозного, — вспоминает Антон Маньшин, — мой взвод оказался в головной походной заставе. Это такое подразделение, которое выделяется для ведения разведки на удалении до полутора километров от основных сил. Если головная застава встречает противника, то вступает с ним в бой и по радиостанции сообщает о количестве неприятеля и характере ведения боя.

Итак, вошли мы в населЈнный пункт Гикаловское, что неподалЈку от Грозного. Селение показалось нам совершенно пустым. Вышли мы из него, и почти тут же попали в засаду.

Бой был скоротечным — минут пятнадцать. И «чехи» нас не ожидали, и мы их не ожидали. Моя машина шла первой и остановилась, чтобы выявить огневые позиции противника. Две остальные машины развернулись на боевую линию и также принялись вести огонь.

После того как чеченцы драпанули от нас на двух Камазах, я принялся считать бойцов. Одного не хватало. Был у нас такой — Саша Сабешкин, механик-водитель. Лысенький такой, с беленьким пушком на голове, по кличке «Солнышко». Он постоянно возил с собой большой широкий металлический крест. Этот крест он носил в кармане у сердца, время от времени вынимал, чтобы покрестить им свою машину (эта машина так никогда и не была подбита).

Тут ко мне подбегает солдат: «Товарищ лейтенант, там Саню ранило». Рванул я туда, смотрю: Солнышко сидит на корточках, держится за живот и ревЈт навзрыд. Я очень перепугался: за два месяца грозненских боЈв 10 бойцов потерял. А ранение в живот очень опасное, и если его вовремя не локализовать, оно может привести к летальному исходу.

Подбегаю и, зная по опыту, что в таких случаях нужно делать, собираюсь придать его телу горизонтальное положение, чтобы пуля не вошла вглубь желудочно-кишечного тракта. В этом положении можно попытаться раскалить нож, расширить рану и извлечь пулю.

Хватаю его за плечи, чтобы положить на спину и вижу: в руках он держит крест, а в середине распятия торчит пуля. И понимаю: крест находился в кармане у сердца. Пуля шла в сердце. И крест его спас.

Я взял из его рук крест, а он сидит, и из его глаз льются слезы.

После этого случая Саша очень изменился. Раньше он был обычным солдатом: любил посмеяться, пошутить. Теперь же я редко слышал от него какие-то слова. Он полюбил одиночество, стал уединяться. Когда вошли в Шали, в горную местность, часто уходил один в горы, не боялся… Он был представлен к награде, нормально уволился. А потом прислал мне письмо: сейчас он монах по имени Адриан в Тихоно-Луховском монастыре, что в Ивановской области.

РАБ БОЖИЙ АНДРЕЙ

Чечня, март 95-го. Разведгруппа старшего лейтенанта Маньшина действует в горах в районе Шали в поисках баз боевиков. Когда нашли одну из крупных баз, «чехов» ликвидировали. Оставили в живых двух пленных. Один из них — Иса Малиев — был помощником полевого командира. Другой — рядовой боец. Этого, последнего, пришлось вскоре тоже ликвидировать, при попытке к бегству. Ису Малиева таскали вместе с собой по горам. Чеченец был настроен весьма агрессивно. Он страшно таращил глаза, обещал, если останется жить, всем головы поотрезать. Бойцы интересно реагировали на его угрозы: смехом. Первые два дня Иса активно угрожал. А на третий день, когда появилась первая возможность привала, бойцы посадили его за костЈр, накормили, поделившись последним, и принялись травить анекдоты. С этого момента Иса замолчал. Два дня молчал. На исходе четвЈртых суток разведгруппа перешла горный хребет и вернулась на свою базу. При подходе к базе Антон отвЈл в сторонку Ису и развязал ему руки.

— Иди, Иса, я тебя отпускаю. Только смотри, оружие в руки больше не бери. Если тебя в следующий раз поймаю — убью — прямо говорю!

— Я думал, ты меня в живых не оставишь, — чеченец был удивлЈн и даже обескуражен.

Он пошЈл, но через несколько метров остановился, повернулся и спросил:

— Что вы за люди такие странные, русские?

— Мы просто христиане.

— Знаешь, если бы все русские были такими, как вы, я бы никогда против вас воевать не стал.

— Мы все такие. Просто ты не знаешь.

И он ушЈл.

Проходит год. Антон поступал в Московский военный университет, что в Лефортово. Приехал домой после вступительного экзамена. И тут звонок в дверь. Открывает — на пороге стоит Иса собственной персоной — с авоськами, в которых — арбуз, дыни, виноград.

— Как ты меня нашЈл?

— Земля слухами полнится, — улыбается.

Он зашЈл. Бывшие противники обнялись, чаЈк попили. Потом стали прощаться, а Иса и говорит:

— Слушай, Антон, ты и твои солдаты очень изменили сердце моЈ. Я понял, что вы, русские, необычные люди. И что если у России будут такие воины, то она непобедима. Скажи, где у вас можно покреститься?

— Да в любой церкви.

— А отдохнуть… в каком-нибудь монастыре?

Единственный монастырь, который знал Антон — Тихоно-Луховской, в Ивановской области, где подвизался постриженником один из его бойцов. Туда он его и направил. В шутку. Не поверил в намерения чеченца.

Иса уехал. А через два месяца прислал из Ивановской области письмо, в котором говорил, что покрестился с именем Андрей. А ещЈ через полгода в письме сообщил, что он уже послушник этого монастыря и готовится к принятию монашеского пострига.

Когда Антон заканчивал первый курс, он решил посетить Тихоно-Луховскую обитель, где и узнал от монахов, что послушник Андрей был убит в своей келье во время молитвы. Он стоял на коленях перед иконами, а в спине его торчал нож. Видимо, его соплеменники отомстили…

СЕРЖАНТ НИКИФОРОВ

Когда началась вторая «Чечня», Антон встал перед выбором: либо доучиваться, либо бросать университет и идти воевать вместе со своим полком. Он выбрал второе…

Февраль 2000 года. Федеральные войска штурмуют Грозный. Чеченцы ожесточЈнно сопротивляются. 15-й мотострелковый полк, в составе которого — подразделение капитана Маньшина, в ночь с 21 на 22 февраля готовится к третьему штурму южного района Грозного — Черноречье. Два первых штурма были неудачными.

В два часа ночи, подготовив свою группу к бою, Антон вошЈл в палатку, помолился возле икон (здесь была батальонная икона Божией Матери «Неупиваемая чаша» и икона Царственных мучеников, которая в Чечне замироточила). Потом он прилЈг поспать и видит сон: стоит перед ним священник, который его крестил — отец ФЈдор Соколов из Спасо-Преображенского храма, что-то говорит и благословляет крестом, а на фигуру батюшки сверху падает поток света. В этот момент Антона разбудил солдат: «Товарищ капитан, вставайте, пора…»

4 часа утра 22 февраля — начало штурма Черноречья. Бой длился до 16 вечера и — на удивление — прошЈл без единой потери. Черноречье было взято. И в этом бою произошло чудо, о котором Антон рассказывает с дрожью в голосе.

— Был у нас сержант Никифоров Николай, из Костромской области. Почти все мои бойцы, по моему настоянию, носили пояса с 90-м псалмом «Живый в помощи», а Николай повязывал его на лоб. Крестом прямо на середину лба…

В том бою Николай штурмовал пятиэтажку и был ведущий в боевой тройке. По всем правилам, бойцы боевой тройки должны следовать друг за другом неотрывно. Однако, он увлЈкся и, забежав на третий этаж, не заметил, как оторвался от группы. Оказавшись перед входной дверью он вышибает еЈ ногой, делает прострел в коридор из автомата (у него закончились эфки — гранаты Ф-1) и распахивает дверь в комнату… А в этот момент «чех» от оконного проЈма всаживает ему в лицо автоматную очередь. Николай падает. Подбегают два солдата, подстреливают «чеха», подходят к Коле и принимаются его пинать со словами: «Ты чего разлЈгся? Вставай! Обалдел, что ли?!» А он лежит, держась руками за голову, и спрашивает: «Ребята, а что у меня с головой?» А голова — чистая. «Да ничего, просто крыша у тебя поехала!» — отвечают со смехом бойцы. Он встал. Штурм пятиэтажки продолжился…

Уже после боя, под вечер, сержант Никифоров подошЈл к Антону: «Товарищ капитан, хотите верьте, хотите нет: пули попали в лоб и отрикошетили…».

— Не может этого быть!

На следующее утро, чтобы проверить правдивость рассказа сержанта, капитан Маньшин попросил его показать «место происшествия».

— Разыскали ту пятиэтажку, поднимаемся на третий этаж, — рассказывает Антон. — Коля указал, где был «чех» и где стоял он сам. А по закону баллистики и гидродинамики пуля, в соприкосновении с предметом под углом, рикошетит в правую сторону. И, соответственно, в правой стене, на высоте его головы, должны остаться — что? — следы от пуль! Я ему об этом не сказал. Решил проверить, потому что не верил. И вот, поднимаю я голову вправо от его лба, перевожу взгляд к стене — и в ужасе! На уровне лба, действительно, три отметки от пуль, на расстоянии восьми сантиметров друг от друга!

Сержант Николай Никифоров закончил «Чечню» с орденом и уехал в родную деревню в Костромской области.

(продолжение следует)

N 5 2004 г.

ruskline.ru

Я — Русский воин

Если у России будут такие воины, то она непобедима …

ЖИВАЯ ВОДА

После того как майора Антона Маньшина смело взрывной волной с брони БМП, он вот уже почти три месяца валяется по госпиталям. Сначала ему вправляли выбитые позвонки на Кавказе, затем резали роговицу и прикрепляли сетчатку в ФЈдоровской глазной клинике в Москве, теперь он долечивает позвоночник в госпитале им. Вишневского, что в подмосковном Красногорске. Здесь я его и застал. Ожидал увидеть сломленного тяжЈлым ранением и постоянной болью человека, однако…

Когда я вошЈл в его палату, Антон дочитывал своЈ утреннее молитвенное правило. Он извинился, попросил пять минут подождать, пока окончит молитвы. Сначала он читал за живых.

— Спаси Господи, сохрани и помилуй всех православных воинов, проходящих службу в Чеченской республике в 207-й комендантской тактической группировке на заставах: Месхетинской, Аллеройской, Центоройской, Курчелойской, Автуринской, Бамутской, Введенской, Итумкалинской и 42-й дивизии, дислоцирующейся в городе Ханкала…

Затем, в молитве за умерших, Антон прочитал длинный список воинов, на поле брани живот положивших, а потом помянул погибших во всех терактах последних лет, указав их место и календарные даты.

После операции Антон плохо видел и потому помянник держал прямо у самых глаз. Когда он окончил молитвы, мы вышли в госпитальный коридор пообщаться. Глядя на своего собеседника, исхудавшего, с прищуренными красноватыми глазами, я позволил себе выразить сочувствие. А он в ответ вдруг задорно рассмеялся.

— Да всЈ со мной нормально! С Богом — прорвЈмся! Хочешь, я прямо сейчас покажу, какую силу даЈт крестное знамение? Вот, к примеру, ты сможешь отжаться от пола на трЈх пальцах одной руки?
Майор Маньшин со своей невестой Галиной

Несмотря на мои протесты, он широко перекрестился, прошептал молитву, принял горизонтальное положение тела и… отжался от пола на трЈх пальцах одной руки. Три раза! Для меня сей факт был чем-то совершенно невероятным: с повреждЈнным позвоночником, после нескольких операций он должен был еле ноги волочить. Позже, придя домой, я попробовал повторить этот трюк. И хотя я человек неслабый и даже бывший спортсмен, но не то что отжаться — удержать своЈ тело на трЈх пальцах одной руки не смог.

— Если бы не перекрестился — у меня бы ничего не получилось, — объяснил Антон.

— Ты что, левша? — поинтересовался я, так как отжимание он делал на левой руке.

— Нет, просто она у меня стала сильнее, чем правая: после ранения навылет рана загнила, руку собирались ампутировать, а я стал поливать еЈ святой водой. Рана зажила, а рука — ты сам видел…

СОЛДАТ НА КРЕСТЕ

Был конец января 1995-го. Федеральные силы взяли Чеченский государственный университет, район Электрозавода, президентский дворец. Большая часть Грозного оказалась под контролем наших войск. Бои проходили уже на выходе из города. Только 15-й микрорайон оставался в руках чеченцев, да площадь Минутки удерживал Хаттаб.

Во все подразделения поступил приказ выделить подвижные мобильные средства для того, чтобы разгрести с площади железнодорожного вокзала подбитую технику: там в первые дни войны полегла 58-я майкопская бригада. Первым до вокзала добрался на своих БМП штурмовой взвод лейтенанта Маньшина. Вокзал находился в низине, и на подходе к нему перед нашими бойцами предстала жуткая картина боя: груда почерневшего и искорЈженного металла — то, что раньше было боевой техникой. И даже толстый слой бинтов, которым солдаты заматывали свои лица, не спасал от запаха горелого мяса. Сквозь поднимающуюся к небу чЈрную гарь увидели они возле железнодорожного полотна три деревянные опоры линий электропередач, на которых, как показалось издали, кто-то висел.

Когда подъехали поближе, то всех объял ужас. Столбы ЛЭП стояли в виде крестов со сбитыми пробками и, действительно, на них, с привязанными к перекладинам колючей проволокой руками, висели солдаты. Неизвестно, сколько времени они там провисели, ведь майкопская бригада пала здесь почти месяц назад.

Осторожно снять тела не представлялось возможным, и лейтенант Маньшин дал приказ накренить столбы бортом подогнанного БМП. На первом и третьем «кресте» солдатики оказались мЈртвыми. А вот когда накренили серединный столб и стали пытаться осторожно откусить штык-ножом колючую проволоку, въевшуюся в почерневшие его руки, солдат вдруг очнулся. Бойцы заметили, что он жив: на порванном бушлате в районе печени виднелась застывшая кровь.

— Ребята, не надо, мне здесь так хорошо, — проговорил солдат, приподняв голову, и тут же испустил дух.

САША «СОЛНЫШКО»

— В феврале 95-го, когда мы вышли из Грозного, — вспоминает Антон Маньшин, — мой взвод оказался в головной походной заставе. Это такое подразделение, которое выделяется для ведения разведки на удалении до полутора километров от основных сил. Если головная застава встречает противника, то вступает с ним в бой и по радиостанции сообщает о количестве неприятеля и характере ведения боя.

Итак, вошли мы в населЈнный пункт Гикаловское, что неподалЈку от Грозного. Селение показалось нам совершенно пустым. Вышли мы из него, и почти тут же попали в засаду.

Бой был скоротечным — минут пятнадцать. И «чехи» нас не ожидали, и мы их не ожидали. Моя машина шла первой и остановилась, чтобы выявить огневые позиции противника. Две остальные машины развернулись на боевую линию и также принялись вести огонь.

После того как чеченцы драпанули от нас на двух Камазах, я принялся считать бойцов. Одного не хватало. Был у нас такой — Саша Сабешкин, механик-водитель. Лысенький такой, с беленьким пушком на голове, по кличке «Солнышко». Он постоянно возил с собой большой широкий металлический крест. Этот крест он носил в кармане у сердца, время от времени вынимал, чтобы покрестить им свою машину (эта машина так никогда и не была подбита).

Тут ко мне подбегает солдат: «Товарищ лейтенант, там Саню ранило». Рванул я туда, смотрю: Солнышко сидит на корточках, держится за живот и ревЈт навзрыд. Я очень перепугался: за два месяца грозненских боЈв 10 бойцов потерял. А ранение в живот очень опасное, и если его вовремя не локализовать, оно может привести к летальному исходу.

Подбегаю и, зная по опыту, что в таких случаях нужно делать, собираюсь придать его телу горизонтальное положение, чтобы пуля не вошла вглубь желудочно-кишечного тракта. В этом положении можно попытаться раскалить нож, расширить рану и извлечь пулю.

Хватаю его за плечи, чтобы положить на спину и вижу: в руках он держит крест, а в середине распятия торчит пуля. И понимаю: крест находился в кармане у сердца. Пуля шла в сердце. И крест его спас.

Я взял из его рук крест, а он сидит, и из его глаз льются слезы.

После этого случая Саша очень изменился. Раньше он был обычным солдатом: любил посмеяться, пошутить. Теперь же я редко слышал от него какие-то слова. Он полюбил одиночество, стал уединяться. Когда вошли в Шали, в горную местность, часто уходил один в горы, не боялся… Он был представлен к награде, нормально уволился. А потом прислал мне письмо: сейчас он монах по имени Адриан в Тихоно-Луховском монастыре, что в Ивановской области.

РАБ БОЖИЙ АНДРЕЙ

Чечня, март 95-го. Разведгруппа старшего лейтенанта Маньшина действует в горах в районе Шали в поисках баз боевиков. Когда нашли одну из крупных баз, «чехов» ликвидировали. Оставили в живых двух пленных. Один из них — Иса Малиев — был помощником полевого командира. Другой — рядовой боец. Этого, последнего, пришлось вскоре тоже ликвидировать, при попытке к бегству. Ису Малиева таскали вместе с собой по горам. Чеченец был настроен весьма агрессивно. Он страшно таращил глаза, обещал, если останется жить, всем головы поотрезать. Бойцы интересно реагировали на его угрозы: смехом. Первые два дня Иса активно угрожал. А на третий день, когда появилась первая возможность привала, бойцы посадили его за костЈр, накормили, поделившись последним, и принялись травить анекдоты. С этого момента Иса замолчал. Два дня молчал. На исходе четвЈртых суток разведгруппа перешла горный хребет и вернулась на свою базу. При подходе к базе Антон отвЈл в сторонку Ису и развязал ему руки.

— Иди, Иса, я тебя отпускаю. Только смотри, оружие в руки больше не бери. Если тебя в следующий раз поймаю — убью — прямо говорю!

— Я думал, ты меня в живых не оставишь, — чеченец был удивлЈн и даже обескуражен.

Он пошЈл, но через несколько метров остановился, повернулся и спросил:

— Что вы за люди такие странные, русские?

— Мы просто христиане.

— Знаешь, если бы все русские были такими, как вы, я бы никогда против вас воевать не стал.

— Мы все такие. Просто ты не знаешь.

И он ушЈл.

Проходит год. Антон поступал в Московский военный университет, что в Лефортово. Приехал домой после вступительного экзамена. И тут звонок в дверь. Открывает — на пороге стоит Иса собственной персоной — с авоськами, в которых — арбуз, дыни, виноград.

— Как ты меня нашЈл?

— Земля слухами полнится, — улыбается.

Он зашЈл. Бывшие противники обнялись, чаЈк попили. Потом стали прощаться, а Иса и говорит:

— Слушай, Антон, ты и твои солдаты очень изменили сердце моЈ. Я понял, что вы, русские, необычные люди. И что если у России будут такие воины, то она непобедима. Скажи, где у вас можно покреститься?

— Да в любой церкви.

— А отдохнуть… в каком-нибудь монастыре?

Единственный монастырь, который знал Антон — Тихоно-Луховской, в Ивановской области, где подвизался постриженником один из его бойцов. Туда он его и направил. В шутку. Не поверил в намерения чеченца.

Иса уехал. А через два месяца прислал из Ивановской области письмо, в котором говорил, что покрестился с именем Андрей. А ещЈ через полгода в письме сообщил, что он уже послушник этого монастыря и готовится к принятию монашеского пострига.

Когда Антон заканчивал первый курс, он решил посетить Тихоно-Луховскую обитель, где и узнал от монахов, что послушник Андрей был убит в своей келье во время молитвы. Он стоял на коленях перед иконами, а в спине его торчал нож. Видимо, его соплеменники отомстили…

СЕРЖАНТ НИКИФОРОВ

Когда началась вторая «Чечня», Антон встал перед выбором: либо доучиваться, либо бросать университет и идти воевать вместе со своим полком. Он выбрал второе…

Февраль 2000 года. Федеральные войска штурмуют Грозный. Чеченцы ожесточЈнно сопротивляются. 15-й мотострелковый полк, в составе которого — подразделение капитана Маньшина, в ночь с 21 на 22 февраля готовится к третьему штурму южного района Грозного — Черноречье. Два первых штурма были неудачными.

В два часа ночи, подготовив свою группу к бою, Антон вошЈл в палатку, помолился возле икон (здесь была батальонная икона Божией Матери «Неупиваемая чаша» и икона Царственных мучеников, которая в Чечне замироточила). Потом он прилЈг поспать и видит сон: стоит перед ним священник, который его крестил — отец ФЈдор Соколов из Спасо-Преображенского храма, что-то говорит и благословляет крестом, а на фигуру батюшки сверху падает поток света. В этот момент Антона разбудил солдат: «Товарищ капитан, вставайте, пора…»

4 часа утра 22 февраля — начало штурма Черноречья. Бой длился до 16 вечера и — на удивление — прошЈл без единой потери. Черноречье было взято. И в этом бою произошло чудо, о котором Антон рассказывает с дрожью в голосе.

— Был у нас сержант Никифоров Николай, из Костромской области. Почти все мои бойцы, по моему настоянию, носили пояса с 90-м псалмом «Живый в помощи», а Николай повязывал его на лоб. Крестом прямо на середину лба…

В том бою Николай штурмовал пятиэтажку и был ведущий в боевой тройке. По всем правилам, бойцы боевой тройки должны следовать друг за другом неотрывно. Однако, он увлЈкся и, забежав на третий этаж, не заметил, как оторвался от группы. Оказавшись перед входной дверью он вышибает еЈ ногой, делает прострел в коридор из автомата (у него закончились эфки — гранаты Ф-1) и распахивает дверь в комнату… А в этот момент «чех» от оконного проЈма всаживает ему в лицо автоматную очередь. Николай падает. Подбегают два солдата, подстреливают «чеха», подходят к Коле и принимаются его пинать со словами: «Ты чего разлЈгся? Вставай! Обалдел, что ли?!» А он лежит, держась руками за голову, и спрашивает: «Ребята, а что у меня с головой?» А голова — чистая. «Да ничего, просто крыша у тебя поехала!» — отвечают со смехом бойцы. Он встал. Штурм пятиэтажки продолжился…

Уже после боя, под вечер, сержант Никифоров подошЈл к Антону: «Товарищ капитан, хотите верьте, хотите нет: пули попали в лоб и отрикошетили…».

— Не может этого быть!

На следующее утро, чтобы проверить правдивость рассказа сержанта, капитан Маньшин попросил его показать «место происшествия».

— Разыскали ту пятиэтажку, поднимаемся на третий этаж, — рассказывает Антон. — Коля указал, где был «чех» и где стоял он сам. А по закону баллистики и гидродинамики пуля, в соприкосновении с предметом под углом, рикошетит в правую сторону. И, соответственно, в правой стене, на высоте его головы, должны остаться — что? — следы от пуль! Я ему об этом не сказал. Решил проверить, потому что не верил. И вот, поднимаю я голову вправо от его лба, перевожу взгляд к стене — и в ужасе! На уровне лба, действительно, три отметки от пуль, на расстоянии восьми сантиметров друг от друга!

Сержант Николай Никифоров закончил «Чечню» с орденом и уехал в родную деревню в Костромской области.

(продолжение следует)

N 5 2004 г.

www.pravoslavnye.ru