Символ свобода: Недопустимое название | PAYDAY Wiki

Символ и свобода | Правмир

Свобода в истории человечества часто связывалась со страхом; христианство открыло, что настоящая свобода изгоняет страх. Языческий мир понимал и ценил свободу, был готов за нее стоять, — но только христианство отождествило свободу и жизнь, показав, что исключительно свободный человек по-настоящему жив, и жив не в силу внешних обстоятельств, а от внутреннего избытка жизни.

Свобода становится в нашей стране в последнее время предметом дискуссий: к этой теме обращаются с целью разобраться, кто из нас что может сделать на своем месте. Борьба за существование, омрачавшая последние наши два десятилетия, все меньше приемлется в обществе; все большее число людей задумывается, какую пользу они могут принести окружающим, родителям и детям, городу и стране. Эти размышления часто не оптимистичны: ограниченность возможностей видна сразу, тогда как поддержка со стороны знакомых и сослуживцев кажется скорее подарком, чем общепринятой нормой. Но главное, что свобода теперь — это не смутное чаяние, а серьезный предмет разговора. Две дискуссии, связанные с темой свободы, состоялись в Москве в один день, 15 июня 2011 г.

Вяч. Вс. Иванов

Летняя школа “Симболяриум” под руководством академика Вяч.Вс. Иванова (совместное мероприятие Института мировой культуры МГУ и Русской антропологической школы РГГУ), началась с обсуждения самой природы символа, который, в отличие от знаков, вводящих нас в готовую реальность, выводит нас к перипетиям жизни. Если за знаком закреплено значение, то значение символа все время меняется, потому что сам объем стоящей за ним реальности изменчив — это может быть реальность повседневной деятельности или реальность вдохновенного созерцания, реальность взаимопомощи или же жестких природных законов.

Во вступительной лекции Вяч.Вс. Иванов напомнил, сколь угрожаем наш мир — панические состояния, одержимость страхом наших современников, высчитывающих дату конца света, мало чем отличает их от древних жителей Малой Азии, воспринимавших затмение луны как вселенскую катастрофу. Но только если в древней мифологии происходящее хотя бы получало имя, то современный человек не всегда может даже назвать свою тревогу. В качестве примера удачного называния “тревоги” и “страха” в европейской культуре Вяч. Вс. Иванов привел Сёрена Киркегора (1812-1855), великого датского философа, исследовавшего “страх и трепет” (Послание к Филиппийцам 2, 12) как основу этики. Настоящий философ, по Киркегору, переживает страх не только как собственную уязвимость, но и как участие в мировой драме — от своей роли человек уйти не может, но он может сыграть ее правильно, преодолевая робость. Мысль Киркегора выходит за рамки расхожего понимания “предопределения” у датских протестантских современников мыслителя, и заставляет вспомнить богословскую идею продолжающегося творения — Бог почил в седьмой день от своих дел, чтобы мир сам научился исправляться и “быть праведным в очах Божиих”.

Олег Аронсон

Несколько докладов секции было посвящено углублению понимания символа, с опорой на европейское и российское философское наследие. Математик и философ Олег Аронсон обратил внимание на одну особенность понимания символа о. Павлом Флоренским. О. Павел Флоренский видел в символах ключ к иной реальности; и критики часто соотносят эту концепцию с нехристианскими формами платонизма, учения о причащении “вещей” “вечным идеям”. Доклад Аронсона во многом реабилитировал Флоренского от таких поверхностных обвинений: о. Павел Флоренский имел в виду вовсе не все символы, а “символы бесконечности”, направленные на утверждение бесконечного содержания, и потому всякий раз готовые совпасть со своим предметом. Такой символ противоположен платоновской “идее” в ее расхожем понимании: он не есть вещь, не есть “что-то”; он — живущее в самой человеческой природе стремление к бесконечному, не довольствующееся никакими земными вещами.

В дискуссии Аронсон обратил внимание и на спор о. Павла Флоренского с Львом Толстым: если для позднего Толстого (в статье “Об искусстве”) искусство действует как эпидемия, “заражая” людей и лишая их прежнего здорового взгляда на вещи, то у Флоренского искусство никогда не свободно от условностей, и тем самым вскрывает собственную “конечность”, в отличие от бесконечности математического символа.

Ирина Протопопова

Тему философии как чувства бесконечности подхватила и специалист по Платону Ирина Протопопова. По утверждению Платона, мир состоит из идеальных тел — и в вульгарных трактовках платонизма материальные вещи подражают этим идеальным телам. Но Платон не отождествлял мышление и познание, он считал, что умопостигаемые сущности — это само живое движение ума, и таким образом, нужно говорить не о познании “идеального”, а о правильном устройстве мышления, которое должно оставаться живым, о каких бы вещах оно ни мыслило. Можно добавить к этим историко-философским наблюдениям, что святоотеческая мысль тоже не знает противопоставления мысли и жизни, только в отличие от Платона видит их союз не в созерцании идеальных сущностей, а в молитве, которая как и мысль устремляется ввысь, но при этом только и способна оживить измученную неурядицами и собственными тяготами душу.

Александр Марков попробовал применить сложившиеся в христианской культуре концепции символа к интерпретации современного искусства. Он обратил внимание на то, что контрреформация, стремясь утвердить богословие как одно из “тайнодействий”, и при этом защититься от обвинений со стороны протестантов в “противоречивости” символики и смысла таинств (что есть Литургия — воспроизведение Священной Истории, или путь личного спасения? — протестантизм считал, что эти два аспекта таинства непримиримы) — заявила, что главный критерий непротиворечивости литургической символики — ее воспроизводимость. Были разработаны подробные руководства по подготовке к Литургии, регламентировавшие и частоту участия в Литургии, всякий раз воспроизводящей собственную “форму”. В современном искусстве мы видим и значимость “мультиплицирования” изображения или звука, и необходимость подробных “толкований” самими художниками собственных произведений, и необходимость множества “углов зрения” на один и тот же предмет — все это можно рассматривать и как извод толкований Литургии в духе иезуитов или Н.В. Гоголя: переживания существуют отдельно, а объяснения — отдельно. Только в современном искусстве на место священного ставится чаще всего натуралистическое (боль, экологическая проблема и т.д.).

Елена Петровская

Неожиданный поворот для темы символа был дан в докладе Елены Петровской о понимании символа у А.М. Пятигорского и М.К. Мамардашвили. Преодолевая принятое в советской философии понимание сознания как отражения материальной жизни, М.К. Мамардашвили стал говорить о “действительности” сознания, о наполненности его внутренними содержаниями, которые нуждаются в символах для того, чтобы сознание продолжало свою работу. Хотя рассуждение Мамардашвили в чем-то напоминает утопии “мысли как действия” первых лет советской власти, в нем есть важный момент, сразу же сближающий философию Мамардашвили с большой европейской культурной традицией. Сознание не есть то, что заранее “дано”, оно “случается”, как случается произведение искусства или глубокое переживание от встречи с произведением искусства, как “случается” любовь или дружба. В противном случае сознание не имело бы собственного содержания, а значит и собственной, а не предписанной извне свободы.

Дискуссия о свободе и справедливости в Высшей школе экономики, устроенная молодыми философами из Московского философского колледжа, касалась уже не природы сознания, а напротив, природы политики. Открывший дискуссию Алексей Глухов обратил внимание на то, что политическая мысль в России так и не сформировалась, потому что свобода понимается не как общее достояние всех людей или всех граждан, а как частное дело каждой общественной группы. Предприниматели ценят свободу заработка, ученые — свободу научного исследования, простые труженики — свободу частной жизни; но общего языка свободы, общего значения слова “свобода” в современной России пока нет. Но, как подчеркнул Глухов, и западная политическая философия не создала общего понимания свободы: такие почитатели свободы, как Ханна Арендт (1906-1975), ссылались на пример греческой демократии как сообщества свободных граждан, и противопоставляли этот пример несвободной партийности нового и новейшего времени. Но греческая демократия — тоже результат борьбы с обстоятельствами, и борьбы, часто не дававшей гражданам чувствовать себя свободными.

На это возразил Петр Сафронов, декан философско-социологического факультета РАНХиГС: он указал на то, что и США, и Европейский Союз имеют свою политическую философию, которая включает в себя понятие свободы. Так, в США свобода связана с участием в социальной жизни, с как можно более активном обустройстве страны: свободен тот, кто сделал для Америки больше, чем Америка сделала для него. В объединенной Европе понимание свободы другое, но тоже общее для всех европейцев — свобода это прежде всего борьба с ограничениями: с прежними предрассудками, с влиянием идеологий, с воздействием обстоятельств — недавние разговоры о “конце мультикультурализма” говорят о том, что и проникновение чужих культур стало пониматься не как высвобождающее культурные ресурсы, а как ограничивающее возможности общественной жизни. Алексей Глухов с этим не согласился, обратив внимание на внешнеполитические декларации США не как “социального”, а как “просвещенного” государства, новых Афин, противостоящих варварству — проблема только в том, что как уже говорилось, древние Афины не могут служить образцом для подражания, даже если подражать лучшему, а не худшему в них.

Татьяна Вайзер

Другие докладчики как раз попытались найти образец для подражания в современной политике, который позволил бы не превращать борьбу за демократию в подавление третьих стран, и не подрывал бы доверие к свободе в период политических и экономических кризисов. Татьяна Вайзер, обратившись к современной французской мысли, отметила стремление последнего времени найти общий язык не как язык общих значений, а как язык общих аргументов. Если “общие значения” присваиваются амбициозной партийной властью, то “общие аргументы” требуют от всех участников общения (членов общества) этической ответственности.

Ирина Дуденкова

Ирина Дуденкова указала на то, что введенное Гегелем понятие “несчастного сознания” (сознания порабощенного или униженного человека) может быть применено и к современной политической ситуации: с той особенностью, что униженным в наши дни может стать и лично свободный человек, не имеющий долгов перед другими, но при этом зависимый от перипетий мировой политики, таких как всемирный кризис. Ответ на это всеобщее унижение может дать христианское понимание бессмертия не просто как длительности жизни, но как обязанности перед жизнью, как долга воскресать и быть воскресшим.

Александр Марков выступил с критикой нормирующего понимания справедливости в европейской философской традиции, сводящему справедливость к “местному”, “городскому” закону (такое понимание справедливости сохранялось даже у Мартина Хайдеггера, с его критикой всеохватных притязаний прежней философии), и солидаризовался с Полем Рикером (1913-2005), выводившим справедливость из разумности (а точнее было бы сказать — стыдливости) человека. Чем разумнее человек, тем быстрее он готов забыть о своем эгоизме, и воспринять взгляд другого на справедливость. Это “сообщаемая справедливость”, которую не стыдно предъявить другому человеку, отличается от обыденной справедливости, слишком скорой и на осуждение, и на оправдание. Василий Кузнецов также признал, что свобода и справедливость не противоречат друг другу, но вывел их “дружбу” не из понятия стыда, а из понятия культуры. Культура ограничивает свободу, но вновь обрести свободу можно только разобравшись с действительным смыслом культурных норм — а для этого нужна особая интуиция справедливости. Тогда привычные формы жизни перестанут быть рутиной, а станут источником новой свободы.

Оба обсуждения показали, сколь востребовано сейчас новое понимание символа. Современная официальная культура, и современная массовая культура в разных странах легко использует любые символы, от славных страниц прошлого до технологических утопий будущего; и идеи часто подменяются простым воздействием этих символов, многократно усиленных средствами массовой информации. Тем более важны такие конференции и круглые столы, показывающие и границы символов в нашей жизни, и их устремление к бесконечности, а значит, и к свободе.

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

Символ Свободы

Сравнение

История

Отзывы

Рассыпчатые тени для век Sigil inspired Tammy Tanuka, тон «Символ Свободы», локация Беспокойное Море

Техническая информация:

Цвет: нежная сатиновая бирюза, светлый, плотный бирюзовый перламутр, с еле уловимой золотинкой. Легкость — легкий. Назначение: базовый. 

Рекомендации по нанесению: Наносится плоской кистью похлопывающими движениями на кремовую подложку, базу для теней, липкий тональный крем, на гелевую подложку (гелевая подводка понравившегося оттенка). Возможно нанесение влажным способом (влажной кистью, с фиксатором для макияжа).

Состав: Fluorphlogopite, Titanium Dioxide (77891), Tin Oxide (778161), Cromium oxide green, Aluminum oxide, Zirconium dioxide, Mica (77019), Fuorphlogopite, Quartz (SiO2), ВЕГАН.

Состав нормирован в соответствии с российскими требованиями безопасности, нормативы других стран могут отличаться.

Внимание! Так как производство ручное и тени производятся небольшими партиями, оттенки разных партий могут незначительно отличаться

Варианты упаковки:

ПОЛНЫЙ ФОРМАТ, баночка с фигурной крышкой, чистый объем продукта 2 мл, содержащая 0,8-2 гр продукта (вес продукта может значительно варьироваться в зависимости от состава теней). Упакован в коробку с золотым или серебряным тиснением.

СЕГМЕНТ СЭМПЛ-ПАЛИТРЫ, маленькая баночка, тестер. При желании их можно скручивать между собой, собирая в пирамидки. Чистый объем продукта — 1 мл, это 0,4-1 гр в зависимости от веса и плотности разных оттенков.

ОБЗОР ОТТЕНКА:

МАКРО:

СВОТЧИ НА ГЛАЗАХ:

СРАВНЕНИЕ С БЛИЗКИМИ ОТТЕНКАМИ:

Гид по оттенкам палитры SIGIL. Сегодня это светлые бирюзовые: 

«Садовница», серия Светлый Замок — светлый бирюзовый. Степень «зелености» зависит от цвета кожи, чем темнее оттенок кожи, тем более молочным будет смотреться на ней оттенок. Финиш — матовый. 

«Эссенция Обаяния», серия Артефакты: нежная бирюза с перламутровой слюдой 

«Символ Свободы», серия Беспокойное Море: нежная сатиновая бирюза, светлый, плотный бирюзовый перламутр, с еле уловимой золотинкой. Легкость — легкий. Назначение: базовый. 

«Нимфа», серия Беспокойное Море: розовый блик на сатиновой бирюзовой основе. Имеет вкрапление мелких сияющих частиц. Необычное сочетание, словно перламутровая раковина тропического моллюска. Легкость легкий/средний. Наиболее эффектно ложиться влажным способом на базу. Назначение — акцентный. 

«Священная Мята», серия Лимитки — белесая бирюза с редкими вкраплениями сияющей слюды. Легкий в применении оттенок

С ЧЕМ СОЧЕТАЕТСЯ?

ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ ФОТО:

Символ Свободы

Нимфа

Неизвестная Рыбка

Символ Свободы

Нимфа

Неизвестная Рыбка

Обожаемая Дочь

Равная

Красавица на Подводной Колеснице

Ее фигура четко выделяется на фоне густого леса из темно-зеленых водорослей — бледная, словно светящаяся изнутри кожа и гладкие белоснежные волосы, тускло отблескивающая нежной бирюзой светлая чешуя и водянистые розовые глаза в обрамлении белых ресниц. А ее лицо, на которое округлившимися глазами смотрели онемевшие от удивления царские дочки, было точной копией кукольного личика их младшей сестры, Обожаемой дочери…. 
Когда явившаяся из зарослей русалка-альбинос встретилась взглядом со своим двойником, ее губы, собиравшиеся было что-то промолвить, застыли от неожиданности, и воцарилась тишина. Равная улыбалась — впервые посмотрев вблизи на младшую царскую дочь, когда та потерялась в темных зарослях, она была поражена, насколько сильно она похожа на еще одну из ее Сестер Бирюзовой Волны… Но теперь сомнений не оставалось — они, безусловно, были близнецами. 
Младшая дочь нерешительно подплыла к новоприбывшей русалке, которая в зеленоватом полумраке казалась ее сияющим, эфемерным отражением — настолько сильно были похожи их лица, не считая цвета кожи, глаз и волос. Они медленно плыли по кругу, глядя друг другу в глаза, каждая не в силах поверить в то, что видит. 
— Как… Как это возможно?.. Она… Наша сестра?.. — прошептала Нимфа на ухо Равной. — Вы знали об этом? 
— Как мы могли такое знать? — задумчиво произнесла та в ответ. — Лишь столкнувшись с вашей младшенькой нос к носу, я это заподозрила. И, кажется, я оказалась права… 
Златовласая русалка медленно протянула руку своей близняшке. Та, лишь немного поколебавшись, подала в ответ свою белую изящную ладонь с полупрозрачными пальцами… 
Крепко сжав руку новообретенной сестры в своих ладонях, Обожаемая дочь обернулась на остальных. 
— Мы отправляемся во дворец. Все вместе. Отец должен все объяснить… 
*** 
Стража во дворце безмолвно расступалась перед любимой дочкой Царя, целенаправленно плывущей в тронный зал и бережно держащей за руку русалку, с которой они были похожи словно две капли воды. Ее сестры плыли следом, сопровождая своих новых подруг, удивленно осматривающихся. 
Увидев свою младшую дочь с сестрой-близнецом, первым делом Морской Царь крепко прижал их обеих к себе, не сдерживая слез, а после поведал долгую историю: о том, как у них с супругой появились на свет дочери-близнецы, как одна из них пропала прямо из своей раковины-колыбели, а он так и не смог ее найти, что бы ни делал; и как яростно он принялся защищать и опекать ту дочь, что у него осталась, приставляя к ней охрану, всюду приглядывая и никуда не отпуская. .. 
После воссоединения с дочерью, которой он уже и не чаял увидеть, Царь отменил все законы о границах: теперь русалки из любого уголка Беспокойного моря могли проводить сколько угодно времени во многочисленных лазурных лагунах и посещать дворец с его подводными предместьями по своему желанию, чтобы таких пропаж больше не приключилось ни с кем. Сестры Бирюзовой Волны расформировались — они получили то, чего были всю жизнь лишены, благодаря той, которую теперь между собой называли Символом Свободы. Ну, а царские дочки больше не уплывают тайком, чтобы исследовать море поодиночке — теперь у них есть новые друзья в таких местах, о визите куда раньше и подумать было жутко. И вместе они стали проводить дни не только на теплых отмелях, грея хвосты на ласковом солнце — но и в холодных глубинах, исследуя то, что всю жизнь манило их и влекло. 
Возможно, иногда самая капля безрассудства может помочь в исполнении желаний? Кто знает… Но в любой ситуации самое главное — это помнить, что права на мечты и их исполнение одинаковые у всех.

Символ Свободы — серия Беспокойное Море

Автор: April Fool

Имя

E-mail

Сообщение

Фото
чтобы загрузить картинку к отзыву пожалуйста авторизуйтесь

Оценка

Перед публикацией отзывы проходят модерацию

Отзывов нет

символов свободы — American Creed

Америка наполнена множеством символов, которые большинство здесь знает наизусть. Но есть некоторые символы, которые не так популярны или известны, или их просто трудно расшифровать на первый взгляд. Это символы, которые обладают большой силой в небольшом корпусе.

По
Алекс Д.
от
Хайлендская школа
в
Нью-Йорк

Как граждане Соединенных Штатов Америки, мы имеем право выбирать, что мы хотим делать со своей жизнью, поскольку Америка является «Страной возможностей». То, что делает Америку такой особенной, не ограничивается только предоставленными нам правами. У нас есть символы, которые помогают визуализировать нашу страну и сделать ее такой, какая она есть. Они бывают всех форм, форм и размеров, и мы видим их повсюду и уважаем их, чтобы символы не умирали с возрастом. На самом деле есть некоторые скрытые символы, о которых многие люди мало что знают, если только не потратят время на некоторые исследования. Два больших — это белоголовый орлан и дядя Сэм.

В некоторых странах и наших штатах есть животные, которые по-разному представляют свои характеристики. Наиболее распространенными должны быть птицы. Для нас нашим главным животным символом является американский белоголовый орлан. Хищная птица была официально признана нашей национальной птицей в 1787 году. Эта конкретная птица была выбрана из-за ее величественного вида, огромной силы, долгой жизни и того факта, что она родом из США. Кроме того, во время одного из первых сражений Революции шум боя разбудил спящих орлов из их гнезд и начал с криком кружить над людьми. Патриоты заметили их, сказав: «Они кричат ​​о свободе». Этот орел также олицетворяет свободу, потому что он сидит на вершине высоких гор и имеет неограниченный выбор, куда лететь. Удивительно, но Бенджамин Франклин не одобрил выбор белоголового орлана в качестве символа США, потому что это «птица с плохими моральными качествами». Вместо этого он хотел бы, чтобы индейка стала национальной птицей, потому что он описал ее как «птицу храбрости, которая, не колеблясь, нападет на гренадеров британской гвардии, которые осмелятся вторгнуться на его ферму в красном пальто». В целом, белоголовый орлан — очень уважаемая и сильная птица, которая до сих пор очень популярна среди американцев по всей стране.

У Соединенных Штатов также есть символ, который изображен на вербовочном плакате, служит символом патриотизма и является олицетворением правительства Соединенных Штатов Америки. Этот символ — дядя Сэм. Его внешний вид заимствован у двух более ранних символических фигур в американской истории: Янки Дудл, вдохновленное британцами прозвище американских колонистов во время Американской революции, и Брат Джонатан, остроумный сельский американец, который удивительными проявлениями туземного интеллекта всегда одерживал победу над своим противников в пьесах, рассказах, мультфильмах и стихах. Он также предположительно был основан на реальном человеке по имени Сэмюэл Уилсон. Он был бизнесменом во время войны 1812 года. Дядя Сэм стал популярным благодаря Томасу Насту и Puck Magazine карикатуристов, но когда его портрет был создан Джеймсом Монтгомери Флэггом для номера Leslie’s Weekly от 6 июля 1916 года, , именно тогда он начал становиться культовым . Изображение использовалось для призыва мужчин к призыву в армию и поощрения гражданской поддержки вступления США в Первую мировую войну. Дядя Сэм был официально принят в качестве национального символа Соединенных Штатов Америки в 1950 году. , Дядя Сэм был мощным символом тогда и остается им сегодня. Наверное, в наше время он нужен нам больше, чем когда-либо.  

Дядя Сэм и белоголовый орлан — два символа, которые, вероятно, не имеют никакого значения на первый взгляд, но если вы потратите время на некоторые исследования, они на самом деле очень важны для нашей истории. У обоих есть очень разные способы претворения в жизнь американских идеалов, но идея одна и та же: показать остальному миру, почему Америка такая, какая она есть, и почему жить здесь — отличная идея по большей части.

Американский флаг — его история и обычаи

Американский флаг — его история и обычаи

	Моменты в истории
13 января 1794 Конгресс добавляет две звезды и две полосы на флаг после штатов Вермонт и Кентукки. присоединяйтесь к союзу. 1818 Конгресс возвращает 13 первоначальных полос на флаг и решает добавить новую. звезда за каждое новое государство, принятое в союз. 1942 Конгресс устанавливает кодекс того, каким должен быть американский флаг обрабатывается и отображается. 1949 Конгресс провозгласил 14 июня Днем флага.
14 июня 1777 Континентальный конгресс принимает национальный флаг с 13 звездами и 13 полосами. сентября 13-14, 1814 Фрэнсис Скотт Ки пишет «Усеянный звездами Баннер», когда он видит флаг, развевающийся над Форт-МакГенри. в гавани Балтимора после британской бомбардировки. 1892 «Клятва верности» появляется в журнале Youth’s Companion . 23 февраля 1945 г. Американский флаг поднят над Иводзимой после того, как Соединенные Штаты захватили Остров во время Второй мировой войны.
4 июля 1960 г. 50-я звезда добавляется через год после того, как Гавайи стали 50-м штатом.