Если бог с нами то кто против нас на латыни: Послание к Римлянам 8:31-32 Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? | Синодальный перевод (SYNO)

Если Бог за нас, ничто не может быть против нас: 4 доказательства

17.09.2016 The Gospel Coalition Библия и богословие Духовная жизнь Статьи Топ

Телеграм канал @ieshua.org

Когда дело доходит до христианской теологии, почти все дороги ведут через Римлян. Послание Павла к Римлянам является, пожалуй, самой важной частью литературы в истории всего мира. И восьмая глава, возможно, является его величайшим разделом. И стихи 31-39 из 8 главы являются его кульминацией. Это на самом деле вывод из всего, что Павел говорит в Послании к Римлянам 5:1-8:30, о славных итогах нашего оправдания.

Такое чувство, словно апостол сделал глубокий вдох, размышляя на счёт Римлян 5:1-8:30, а затем сказал народу Божьему: «Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас?» (Рим. 8:31)

Второй вопрос является риторическим, поэтому он имеет силу утверждения: поскольку Бог за нас, ничто не может быть против нас. Затем Павел поддерживает собственное утверждение четырьмя доказательствами.

1: Бог милостиво даст нам всё

Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? (Рим. 8:32)

Павел аргументирует от большего к меньшему. Если Бог дал нам величайший дар (то есть, он не пощадил Сына Своего, но предал Его за всех нас), то Бог, безусловно, даст нам всё необходимое для жизни (то есть, он с Иисусом подарит нам всё, что нам нужно).

Это доказательство того, что когда Бог с нами, ничто не может быть против нас.

2: Никто не сможет обвинить нас

Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их. (Рим. 8:33)

Никто не может взять нас в суд перед Богом и выиграть дело против нас, потому что Сам Бог объявил нас праведными.

Это ещё одно доказательство того, что когда Бог с нами, ничто не может быть против нас.

3: Никто не осудит нас

Кто осуждает? Христос Иисус умер, но и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас. (Рим. 8:34)

Никто не может осудить нас и отправить в ад в День Суда, потому что сам Иисус умер за нас, был воскрешен для нас, и теперь сидит по правую руку Бога и ходатайствует за нас. Мы в вечной безопасности во Христе.

Это ещё большее доказательство того, что когда Бог с нами, ничто не может быть против нас.

4: Ничто не отлучит нас от любви Христа

35 Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано:
36 за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, [обреченных] на заклание.
37 Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас.
38 Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее,
39 ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.
(Рим.8:35-39)

Христос любит нас, и никакое оружие или бедствие не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе.

Нужны ли нам ещё какие-то доказательства, что если Бог с нами, ничто не может быть против нас?

Автор — Энди Населли / thegospelcoalition.org
Перевод — Денис Савончук для ieshua.org

Мы — русские. С нами Бог! – Новости – Научно-образовательный портал IQ – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

В коллективном сознании народа конфессиональная идентичность может иногда замещать этнонациональную. В XV–XVII веках в Московском царстве религиозная общность — «мы, православные» — фактически означала «мы, русские». О том, каков был протонациональный дискурс той эпохи, IQ.HSE рассказывает, опираясь на исследование историка-слависта, главного научного сотрудника Научно-учебной лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ Михаила Дмитриева.

В поисках коллективной идентичности

Объём понятий «Русь» и «Русская земля» в допетровские времена — вопрос отнюдь не тривиальный. Каким было этническое самосознание в эпоху Средневековья? Что означало самоопределение «русский народ», и как его смысл проявлялся в текстах? Каково соотношение национального и религиозного, например, в «Повести временных лет» (ПВЛ)? Что такое «Русь» для летописцев?

Исследователи уже высказывали предположения, что идентичность населения Киевской Руси не может быть понята как национальная, поскольку религия играла в ней более заметную роль. По-видимому, этническое самосознание в текстах русских летописцев XI – начала XII века находило довольно неопределенное выражение.

Историк Антон Горский изучил «патриотические формулы» в русских текстах до XV века и обнаружил, что лишь однажды борьба за Русь ассоциируется с защитой «народа». В большинстве случаев патриотизм предполагает борьбу «за церковь и веру христианскую» и «за князя и за Русскую землю». Другой историк, Михаил Кром, отмечает: «Вероисповедный принцип был главным в Средневековье и поглощал этническое, национальное начало».

Также читайте

Американский славист Пол Бушкович, автор трудов по истории России, в некоторых работах подчёркивал, что, хотя мотив «мы – русские» и «наша Россия» присутствует в культуре Московского царства, в круг русских включаются также татары, карелы и мордвины, а русские нарративы (летописи и другие тексты) имеют предметом, скорее, династию, чем народ. В середине XVII века в концепцию «русского» была включена Малороссия (Украина), а при Петре I — Прибалтика.

В Московском государстве представления о русских, по мнению Бушковича, не были этническими.

Действительно ли это так? Каково тогда место Средних веков в генезисе протонационального дискурса? Не отличались ли восточнохристианская (византийская) культура и её преемница, древнерусская культура, от западнохристианской в том, что касалось концептов «народа», «нации» — gens и natio на латыни?

К этим вопросам Михаил Дмитриев обращается в статье «”Русский народ” или “люди Божии”? Об особенностях протонациональных дискурсов в культуре Московской Руси». Работа опубликована в книге «Бог, Рим, народ в средневековой Европе» из серии Издательского дома НИУ ВШЭ Polystoria.

На пути самоопределения

В Чехии, например, протонациональные дискурсы сложились уже в XIV–XV веках. Впоследствии они были отчасти сохранены, отчасти развиты в дискурсах эпохи Реформации, Контрреформации, католической реформы и пр. В средневековом Польском королевстве нарративы, в которых поляки выступают как natio, gens, — довольно частое явление, и «нация» не ограничена лишь рыцарским сословием. Это особенно ясно в периоды конфронтации с немцами. В раннее Новое время (XVI–XVII века) этнический концепт Poloni встроен в высокую культуру Речи Посполитой.

Опыт Франции отчасти похож на опыт Чехии и Польши. А вот в Византии всё складывалось иначе. Исследователи полагают, что византийские элиты не выработали отчётливого этнонационального дискурса, который относился бы к ним самим, вплоть до XV века.

В Московском царстве, как будет показано ниже, вплоть до второй половины XVII века концепты «русские люди» и «Русская земля» также обычно не несли в себе этнических представлений о «русском народе».

Для того, чтобы продемонстрировать это, можно рассмотреть текст, который должен был выражать этнонациональное самосознание русских. Это «Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского» (в первой редакции, 1626 год) — очерк событий Смуты. Повесть относил к числу сочинений князя Василий Ключевский, сейчас авторство Катырева-Ростовского подвергнуто сомнению. Но важно не это, а категории, описывающие коллективную идентичность русских людей.

Народ равно люди

Прежде всего, Россия в повести ожидаемо — прежде всего «царство» и «государство». В источнике читаем: «Царство Московское, его же именуют от давных век Великая Росия, той же град Москву постави великий князь Данил и царствова в нем сам <…>». В тексте встречаются синонимы «Московское государство», «Росийская держава», «Росийское царство» и пр.

Главная категория «национальной» идентичности — по-видимому, понятие «православное христианство», хотя встречается и вариант «росийское християнство». Так, упоминается, что после деспотичного правления Ивана Грозного, уже при царе Фёдоре Иоанновиче, подданные России стали жить более спокойно и безмятежно, настроения в обществе изменились: «Началницы же Московского Государства, князи и бояре и воеводы, вкупе и все православное християнство, начаша от скорби бывшия утешатися».

Слово «народ» встречается в тексте — но, скорее, в значении «жители», «люди», «подданные», «толпа». Так, Борис Годунов «всех людей Московского народу подручны себе учини». Другие примеры: царь Борис «повеле народ собрати»; «испусти слёзы пред народом лестию» (сразу вспоминается аналогичное использование слова «народ» в пушкинском «Борисе Годунове» — «народ безмолвствует»).

А вот история с Лжедмитрием I. Сначала при входе в Москву его встречают «вси людие от мала до велика». Однако после того, как он возмутил москвичей (тем, что послал «до Полсково народу», женился на Марине Мнишек и пр.), «приидоша на него весь народ царствующего града», и самозванца уже волокут по улицам Москвы. Но вот появляется новый Лжедмитрий, и «последоваша ему людие вси страны Северскые» и множество «Полсково народу». К Станиславу Жолкевскому под Москву новый Лжедмитрий приводит целое «собрание Поляков и Руских людей».

Тем самым, понятие «народ» не эквивалентно современным этнически осмысленным понятиям «народ» — «нация», зато почти совпадает с понятием «люди».

В тексте — в силу сюжета — не раз встречается оппозиция «поляки – москвичи». Например: «Поляцы же ополчением жестоким нападоша на Москвич», «поляцы» бегут от «московского воинства» и пр. «Московстии люди», видя бесчинства оккупантов, начинают сетовать. Патриарх созывает народ и повелевает «мужески противу поляков за крестьянскую веру стояти», посылает воззвания во все грады «Росийские державы». Спустя какое-то время московские «началники» арестовывают воевод «Полсково народу».

В повествовании фигурируют также «немецкие люди» и «литовское воинство». Но кто такие в данном случае «поляки», «немцы» и «литовцы»? Это просто подданные иных государств, вовлеченные в коллизии Смутного времени, поясняет Михаил Дмитриев. Он подчёркивает: «Изредка мелькающий термин “иноплеменные” в данных контекстах не делает ни “поляков”, ни “литовцев”, ни “немцев”, ни “русских” этническими сообществами».

Церковное сообщество вместо национального

Термины «отечество» и «племя» также иногда встречаются в «Повести». Отечество фигурирует в тексте в значениях «родина», «своё государство». Так, в мятежные времена «и славные роды отечества своего отступили». Другой пример: царь Иван IV был жесток, но «за отечество стоятелен».

А что с «племенем»? Понятие «иноплеменные», например, противостоит не «русскому народу», а или «православным», или «людям» московских царей. Гермоген перед тем, как стать патриархом, обличал Лжедмитрия из-за брака с Мнишек, поскольку «недостоит православному христианину от иноплеменных жену себе поняти». Интервенция «поляков» — «нашествие иноплеменных».

«Народ», «люди», «свои» в тексте «Повести» — не является ни natio, ни gens, ни этносом. Бесспорна только связь слова «народ» с понятиями «множество людей», «толпа», «местные жители». «Свои» — значит, подданные Российского государства, которое по определению есть «православное царство». Его «титульная нация» — «православное христианство». Церковное сообщество в данном случае неотделимо от сообщества государственного. Таким образом, «национальное» самосознание оказывается на поверку самосознанием церковным.

«Святая Русь»: Эдем и Палестина

В некоторых текстах есть представления о Руси как «новом Израиле». В «Слове о житии и преставлении Дмитрия Ивановича» (середина XV века) говорится, что в годы княжения Дмитрия Донского расцвела Русская земля, «яко преже обетована Израилю». Этот оборот означает, что Русская земля прежде была «обещана», а теперь — и «передана» Израилю, каковым оказывается сообщество православных, живущих в Русской земле. Фигурируют сравнения Дмитрия Донского с Моисеем, Давидом, Иосифом, Авраамом. Но если Моисей — вождь одного лишь «еврейского языка» (то есть народа), то Дмитрий — князь над «многими языками», которые и составили православное сообщество жителей Московского княжества, то есть «русскую нацию».

Выразительно и «Слово похвальное» инока Фомы (ок. 1453 года), адресованное тверскому князю Борису Александровичу. Тот выступает в тексте как средоточие всеобщих упований. Он и светский правитель, и пастырь, поэтому для одних он — Моисей, а для других — «второй Константин». Руководимое князем Борисом сообщество есть «Новый Израиль».

А вот другой пример. В известном «Послании на Угру» ростовского архиепископа Вассиана Рыло (вторая половина XV века) значим библейский ключ к антитезе Руси и Золотой Орды. Хану Ахмату как «лютому фараону» противостоит «православное христианство», Русь оказывается в одном ряду с Израилем. «<…> Возставит нам господь тебе, государя нашего, яко же древле Моисея и Исуса, и иных, свободивших Израиля, — пишет Вассиан. — Тебе же да подасть нам господь свободителя, новому Израилю, христоименитым людем, от сего окаанного <…> новаго фараона, поганаго Ахмата».

В целом дискурс «Русь — Новый Израиль» есть парафраза дискурса «Русь — царство православных».

При этом мотив «Руси – Израиля» может быть понят как ключ к ярчайшему парадоксу древнерусского самосознания. Как отмечал филолог и культуролог Сергей Аверинцев, в древнерусской культуре нет понятия Christianitas, которое относилось бы к христианству вообще, зато есть его функциональный эквивалент — понятие «Святой Руси».

А историк и философ Георгий Федотов ещё в 1930-е годы в труде «Стихи духовные» писал, что в концепте Святой Руси «национальное имя народа сливается для певца с пределами христианского мира и, следовательно, с пределами Церкви». Высказывания о Святой Руси есть и в памятниках XVI–XVII веков, например, в сочинениях Андрея Курбского. Однако он выразил, вероятнее всего, те взгляды, которые уже были приняты в обществе. Сложились они, очевидно, раньше. Характерна, например, близость понятий «светлое» и «святое» в применении к Руси в древнерусских текстах, как, скажем, в «Слове о погибели Русской земли» XIII века. Это сближение предвосхитило концепт «Святой Руси».

Но «этнический» ли это концепт? Нет. По словам Аверинцева, «Святая Русь» — категория едва ли не космическая: «По крайней мере в её пределы (или в её беспредельность) вмещается и ветхозаветный Эдем, и евангельская Палестина».

«Святая Русь» — это и метафизическое «царство православных», и «новый/истинный Израиль», и «Третий Рим», и просто Imperium Christianorum. Так что именно конфессия, а не «этничность», оказывается фундаментом идентичности Руси. Если применить здесь понятие «народ» в древнерусском значении, то окажется, что мы имеем дело с «народом Божиим».

Православная империя вне времени и пространства

Мотивы «Святой Руси», «царства православных» и «Нового Израиля» тесно связаны и с дискурсом Москвы как Третьего Рима. Теорию «Москва – Третий Рим» нередко ошибочно трактуют как имперско-политическую: она якобы выражала претензии русских правителей на всемирное господство. На деле всё сложнее. Так, в работе Нины Синицыной показано, что в источниках Риму уподобляется не Москва, а Россия в целом.

Причем, какую бы версию этой теории мы ни взяли, речь идёт прежде всего о религиозной исключительности России. Она — единственная православная суверенная держава, имеющая православного же правителя.

В официальных документах ссылки на «Третий Рим» впервые встречаются в 1589 году, в грамоте учреждения Московского патриархата. Но до середины XVII века эта концепция не играла роли в выработке внешнеполитического курса московского двора.

Как установила Синицына, в этой теории речь идёт о государстве московских правителей как о «Ромейском царстве», но при этом подразумевается лишь религиозное содержание последнего. То есть «Третий Рим» — это не Россия как политическая единица, а христианская церковь = империя, ставшая вместилищем метафизического «христианства вообще». «Ромейское царство, „неразрушимое“ <…> христианское царство, — это функция, лишенная единственной и постоянной пространственно-временной локализации <…>», — пишет исследовательница. После того, как в 1453 году Византия пала, русская церковь стала «всею Церковью», а Россия — «всей империей».

Этногенез или преображение

В «Повести временных лет» термин «племя» не соединяется со словом «Русь», а слово «народ» не относится к этносу. Невзирая на это, принято думать, что авторы ПВЛ формируют представления о русском народе как этническом сообществе (особенно в связи с крещением). Но в тексте летописи показан иной генезис «русских» — генезис как «преображение» язычников в христиан. «Мы сталкиваемся с утверждением о <…> метаморфозе человека в таинстве крещения, которое преображает индивида в “нового” человека и язычников — в “новых” людей», — поясняет Михаил Дмитриев.

В «Речи философа» в ПВЛ говорится, например, что Иисус крестился в Иордане, «показа новым людем обновленье». «Философ» поясняет, что как во время потопа произошло обновление рода человеческого водой, так и после крещения водою и духом происходит преображение людей. После крещения князь Владимир якобы воскликнул: «Христе Боже, створивый небо и землю! призри на новыя люди сия». Под 996 годом есть запись о том, как Владимир молится: «И сверши, яже насади десница твоя, новыя люди си, им же обратилъ еси сердце в разум, познати тебе, Бога истинного».

Кстати, после крещения русские люди не называются ни «племенем», ни «народом», а слово «язык» обозначает лишь некрещеные этносы. Слово «русский», по мысли историка Игоря Данилевского, может соответствовать конфессиональному определению. Получается, что после крещения Руси дискурсы этнической принадлежности «новых христиан» оказались нейтрализованы дискурсами конфессиональной идентичности.

Нация во Христе

Показателен рассказ о крещении, где цитируются слова апостола Павла: «Елико нас крестися въ Иисус Христа, въ смерть его крестихомъся; и погребохомся убо с нимь крещеньемь въ смерть; да якоже въста Христос от мертвых съ славою отчею, якоже и мы въ обновленьи житья поидемъ». Этот текст перекликается с фрагментом в начале ПВЛ, где нравы разных племён резко противопоставлены сообществу, объединённому христианскими обычаями. Автор ПВЛ пишет, например, что обычаи полян почтенны, а древляне, напротив, «живяху звериньскимъ образомъ». Летописец поясняет, что скверные обычаи свойственны язычникам, поскольку они «не ведуще закона Божия, но творяще сами собе законъ».

Со ссылкой на византийского хрониста IX века Георгия Амартола автор ПВЛ резко разводит некрещеные народы и христиан с их «единым законом», и в этом есть аллюзия на вышеупомянутую ссылку на апостола Павла: «Мы же, хрестиане, елико земль, иже верують въ святую Троицю, въ едино крещенье, въ едину веру, законъ имамъ единъ, елико во Христа крестихомся и во Христа облекохомся». Тем самым, христиане оказываются единым народом , сплоченным общими законами . Конфессиональная идентичность «новых людей», по сути, исключает идентичность этнонациональную.

Но почему так, а не иначе? Вероятно, справедливо утверждение, что основы средневековых протонациональных дискурсов были созданы во многом экзегетикой (истолкованием религиозных текстов), присущей библейской и патристической традиции. Присмотримся к переводам Священного Писания.

Заветный ключ

По-видимому, ситуация, когда в представлениях о «Святой Руси» идентичность русских едва ли не полностью растворена в конфессионально-политической идентичности, была подготовлена дискурсивным наследием Киевской Руси, во многом — богослужебными текстами. Важно отметить, что славянская Библия в случае populus или natio обходится коррелятом «люди».

Можно взять псалмы и сравнить славянский текст с Вульгатой (лат. Biblia Vulgata — «Общепринятая Библия» в латинском переводе), с польским переводом Библии иезуитом Якубом Вуеком (конец XVI века), с французской версией в переводе Пьера Оливетана (1530-е годы), с английской Библией короля Якова начала XVII века и пр. Там, где Вульгата даёт в Пс 2:1 «Quare fremuerunt gentes, et populi meditati sunt inania?», Острожская Библия (первое полное издание Священного Писания на церковнославянском, опубликованное в 1581 году) вопрошает: «Въскую шаташася языци и людие пооучишася тъщетным?», Библия Вуека — «…poganie buntuja, a narody przemyślają próżne rzeczy?», Библия Оливетана — «Pourquoi se mutinent les genz et grumellent les peuples chose vaine?», а Библия короля Якова — «Why do the heathen rage, and the people imagine a vain thing?».

Текст Пс 3:7 читается в Вульгате как «Non timebo millia populi circumdantis me», в Острожской Библии — как «Не оубоюся от тем людии, окрест нападающих на мя»; в Библии короля Якова — «I will not be afraid of ten thousands of people…».

А вот аналогичный ряд по псалму 3:9: «Domini est salus; et super populum tuum benedictio tua» — «Господне есть спасение и на людех твоих благословение твое» — «Salvation belongeth unto the Lord: Thy blessing is upon thy people».

В первом послании апостола Петра (1Пет 2: 9–10) версия Вульгаты такова: «Vos autem genus electum, regale sacerdotium, gens sancta, populus acquisitionis… Qui aliquando non populus, nunc autem populus Dei». В Острожской Библии читаем: «Вы же род избран, царское священие, язык свят, людие обновления… Иже иногда не людие , ныне же людие Божии…». Заметны переклички этого текста с фрагментами «Повести временных лет» там, где речь идет о воздействии крещения на разные племена. Аналог в Библии короля Якова — «But you are a chosen generation, a royal priesthood, an holy nation, a peculiar people <…>» .

Таким образом, обнаруживается новозаветный ключ к загадке неразвитости этнонациональных дискурсов русской идентичности в текстах Средневековья и раннего Нового времени. Особое прочтение Ветхого и Нового Заветов привело к тому, что главное место в древнерусских дискурсах «национального» самосознания заняли представления о «людях Божиих».

Византийские истоки

«Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского» отразила мейнстрим представлений об идентичности подданных Московского государства. Ядро этой идентичности — «государство православных людей». Мотивы «Новый Израиль», «Третий Рим» и «Святая Русь» — суть вариации этой темы. «Русские люди» — это прежде всего религиозное сообщество.

Истоки такой своеобразной концептуализации протонациональной идентичности лежат, скорее всего, в области религиозного мышления, унаследованного Русью от Византии. «Повесть временных лет» отразила эти связи между древнерусским и византийским опытом. В ней в крещёных подданных киевских правителей усматривается такая общность, основа которой — прежде всего христианская вера. Она делает из православных Киевской Руси — «людей Божиих» Русской земли, и их этническая родословная не имеет значения. Вероятно, такая манера выстраивать «стратегию этнического различения» коррелирует с языком славянского перевода Библии, в котором этнические маркеры идентичности уступают место чисто конфессиональным.
IQ

Литература по теме:

Дмитриев М.В. Идентичность Руси и «руси» в письменных памятниках украинско-белорусской православной культуры XV-XVII вв. : историографические заметки // В кн.: Нарративы руси конца XV – середины XVIII вв.: в поисках своей истории. М., РОССПЭН, 2018;

Дмитриев М.В. Кирилло-Мефодиевская традиция и конфликт конфессионального и этнического в исторической памяти Руси и России // Новое прошлое, 2018, № 1;

Дмитриев М.В. Конфессиональные и этнические компоненты «стратегий различения» в «Повести временных лет» и «Хронике Галла Анонима». М., 2007;

Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе. Средние века – Новое время // Под редакцией М.В.Дмитриева. М. М., Индрик, 2008.

Автор исследования:

Михаил Дмитриев, главный научный сотрудник Научно-учебной лаборатории медиевистических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, профессор Исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Автор текста:

Соболевская Ольга Вадимовна,

25 мая, 2022 г.

Все материалы автора

История

Лонгрид

Римлянам 8:31 — VUL Библия

Римлянам 8:31

Что же мы скажем на это? &c ,
Либо к этим несчастьям, будем ли мы роптать и роптать на них? нет, так как они работают вместе для нашего блага и не идут ни в какое сравнение с нашей будущей славой, которая несомненна; ибо если мы страдаем со Христом и за Христа, то вместе и прославимся; или же к этим только что упомянутым благословениям, как к предведению Божию, божественному предопределению, действенному призванию, свободному оправданию и вечной славе, что можно сказать о них? к ним нельзя ничего добавить, они представляют собой полный набор благ, ни в чем не нуждающихся; и величие их не может быть полностью выражено, или свободность благодати Божией, проявленной в них, достаточно выражена: что нам остается делать, как не быть благодарными за них и хвалиться ими? или что можно сказать «против» их? вообще ничего, им нельзя возразить или возразить; это истинные и верные слова; ни ад, ни земля не могут сделать их недействительными и бесполезными; и наши неверующие сердца не должны возражать против интереса к ним; или что следует говорить или делать выводы «из» них? почему, свободная, суверенная, неизменная и вечная любовь Бога в обеспечении и даровании таких благ; и уверенность в спасении, которое безошибочно обеспечивается этим:

если Бог с нами ;
или, «видя, что Он за нас», имеет к нам привязанность, которая проявляется в даровании Себя, Сына и Духа, и всех благословений благодати и славы; и находится на нашей стороне: поскольку то, что он на стороне своего народа, видно из того, что он охраняет их от зол мира и их собственной испорченности; от поддержки, которую он дает им в скорбях и искушениях; от того, что он совершает над ними работу благодати, несмотря на все возражения против него; и благодаря своей безопасности они пользуются им, несмотря на силу своих врагов; он такой для них и на их стороне, что непременно их спасет. Он решил это сделать: Он послал Своего Сына, чтобы получить для них спасение, и Своего Духа, чтобы применить его к ним, и удерживает их Своей силой для полного наслаждения им: и поскольку это так,

кто может быть против нас ?
никто не может быть против них. Есть некоторые, которые не могут быть против них; если Иегова-Отец не против них, то ни Сын не может быть против них, ни Дух; добрые ангелы не могут быть против них, настолько далеки от того, что они радуются их добру, служат им и охраняют их; закон не может быть против них, потому что он исполняется в них; ни справедливости, потому что она удовлетворена и все ее требования удовлетворены; и хотя могут быть некоторые, кто может быть против них и противопоставлять себя им, тем не менее их сопротивление бесполезно; они никогда не одолеют их к погибели и погибели; как ни грех, ни сатана, ни мир, ни сама смерть.

Римлянам 8:31 Что же скажем на это? Если Бог за нас, кто может быть против нас?